Не говорите Альфреду

– Чепуха, дорогая, никакого сравнения… Но и сердца тоже холодные. Я наблюдала это вчера. Мне пришлось пойти на свадьбу в консульство – она была холодна, как благотворительность. Бормотание, бормотание, бормотание… разрешите высказать вам мои наилучшие пожелания… И все. Подумайте, насколько это отличается от бракосочетания в мэрии! Когда невеста с женихом входят, господин мэр, в своем шарфе через плечо, вскидывает руки, как генерал де Голль: «Mes enfants! Voici la plus belle journée de votre vie…»[64]

– Да, Грейс. Я считаю, что люди должны быть самими собой. Вообразите бедного мистера Стока, вскидывающего руки и восклицающего: «Дети мои, это самый прекрасный день в вашей жизни»? Если он так сделает, это будет просто нелепо.

– Нелепо, потому что у него нет сердца. Вот на что я сетую.

– В общем, это не прозвучало бы убедительно на вчерашней свадьбе, как подумаешь, что обоим Чеддсли-Корбеттам около семидесяти лет и они разводились несколько раз.

Мы срезали цветы, а потом Грейс спросила, как продвигается дело с островами Менкье.

– По-моему, ничего нового. Мистер Грейвли приезжает сюда на следующей неделе, чтобы встретиться с месье Буш-Бонтаном. Отчасти по поводу островов, полагаю.

– Правда? Привозит Энджелу?

– Нет. Жены не имеют права приезжать часто из-за иностранной валюты. По-моему, она была здесь летом.

– Да. Не безумие ли это со стороны Министерства финансов – то, как они толкают этих важных политиков в бордели ради нескольких фунтов, которые потребуются для того, чтобы они брали с собой жен!

– Дорогая моя! Ему шестьдесят лет, он выглядит как пустая банановая кожура и приезжает менее чем на неделю…

– Некоторые типы не могут выдержать сутки.

Начальник канцелярии действительно растянул поездку с Норти надолго. Мы с Грейс расставили цветы и украсили стол, и она уехала домой, чтобы переодеться, и только тут появилась Норти. Она будто не осознавала, что поступила скверно, и я не видела смысла в том, чтобы устраивать разнос, поскольку этот конкретный проступок едва ли имел шансы повториться. Кроме того, я хотела услышать о проведенном ею дне. После того как милые лобстеры были возвращены в среду своего обитания, начальник канцелярии велел Жерому сделать небольшой крюк, примерно в пятьдесят миль, и заехать в трехзвездочный ресторан. Там они заказали ланч, а затем отправились на прогулку по лесу. Начальник канцелярии, будучи, бесспорно, в определенном эмоциональном состоянии, потерял голову и заказал homard à l’armoricaine [65]. Когда Норти обнаружила, что так звучит французское название приготовленного лобстера, причем в наиболее жестоком варианте, то пришла в ярость. Полчаса она кричала и посылала его в Ковентри. Потом они помирились, заказали другой ланч и изрядно выпили, пока он готовился. Вернувшись наконец в Париж, начальник канцелярии, не в силах вынести расставание, отсрочил его, пригласив Норти в Нотр-Дам.

– Хотя на самом деле, – сказала Норти, – когда ты знаешь, что снаружи, то можешь легко догадаться, каким окажется внутренность, а из-за него я пропустила свою примерку у Ланван.

– Примерку у Ланван?

– Разве я тебе не говорила? Месье Кастильо предложил мне дизайнера Сесила Битона. Напряги мозги, Фанни, – Сесил Битон, то божественное платье с помпонами…

Глава 11

Наши гости собрались под пристальными взорами короля Георга и королевы Марии с портретов. Когда в посольстве созывается большой званый обед, он происходит в банкетном зале, пристроенном к первому этажу Полиной Боргезе. Пусть не красиво, но он современнее и потому не так безобразен, как зал в Елисейском дворце, терзающий призрак бедной маленькой мадам де Помпадур. Столовая восемнадцатого века на первом этаже с фламандскими гобеленами, болезненными для французского глаза, где мы обычно принимали пищу, вмещает всего человек двадцать.

Когда прибыл месье Бюссон, Филип ухватил Норти за плечо и подтолкнул к нему, сказав, что она хочет что-то объяснить. Норти отвела министра в угол, и я увидела, как она с жаром ударяется в пантомиму, отчасти добавляя французской речи, отчасти – английской, но в основном это было безмолвное шоу, сопровождаемое страдальческим выражением лица и взмахами рук. Министр выглядел озадаченным, хотя и завороженным, а потом и позабавленным. Вскоре, к моему облегчению, он расхохотался. Министр собрал вокруг себя своих коллег и бегло изложил им суть заявления Норти.

– А сейчас, – закончил он по-английски, – эти сочные ракообразные, без сомнения, уплывают к островам Менкье.

– Уплывают! – насмешливо повторила Норти. – Хотела бы я увидеть лобстера с плавниками.