– Всему свое время, – ответил Альфред, – незачем паниковать. Он за нас отвечает.
Появилась Норти с Чангом на руках, ворча насчет своего барсука.
– Жаль, что мы не можем находиться в безопасности вместе с ним в норе, – вздохнула я.
– Я только что разговаривала с Б.-Б., – сообщила Норти. – Он истерически хохочет, только представьте. Говорит, что, вероятно, нам придется выдержать длительную осаду, и надеется, что у нас достаточно испанского шампанского. Утверждает, что не может заставить полицию делать больше, там всего лишь толпа детей.
– Да, они действительно выглядят молодо – я об этом уже думала. С какой стати мальчишкам и девчонкам заботиться об островах Менкье?
– Агитаторы. Толпу можно настроить на любую тему.
– Б.-Б. в восторге. Он говорит, считалось, что местные подростки не думают ни о чем, кроме джаза, – а посмотрите на них сейчас! Просто нашпигованы патриотизмом.
– Значит, он не собирается спасать нас?
– Только не он!
– Тогда кто? Как начет НАТО?
– Про НАТО нам доподлинно известно лишь одно – эта организация не может доставить силы на поле боя менее чем за шесть недель.
– В общем, – сказал Филип, – сейчас как раз то время, когда доктор Джор занимается Главнокомандующим. Никому не дозволено прерывать их, в эту самую минуту у них в самом разгаре Геттисбергская речь – разве вы не слышите? «Во-осемь деся-атков и се-емь ле-ет наза-ад на-аши отцы-ы образова-али…»
– Только не уверяйте, что у Главнокомандующего тяга к Востоку.
– Конечно. Она у всех пациентов доктора Джора.
Альфред сказал:
– Вы должны постараться обуздать этот скрытый антиамериканизм, Филип, – я уже говорил с вами об этом.
– Да, сэр.
– Сейчас я иду в канцелярию сделать несколько звонков. А вы заберите Норти и Фанни к себе в квартиру, хорошо? Мятежники могут в любую минуту проникнуть через веранду – эти немощные полицейские не собираются останавливать их.
– Менкье франсэ! Менкье франсэ! – еще громче доносилось из сада.
– Мне бы хотелось, чтобы они прекратили топтаться, ведь они губят лужайку.
– Французское правительство будет обязано устранить любой причиненный ущерб.
– Пойдемте, – произнес Филип. – Альфред прав, вам будет лучше там. Кроме того, я хочу увидеть, что делается на улице Фобур.
Мы пересекли двор, вошли в квартиру Филипа и поглядели из окна его столовой на улицу, которая была заполнена молодыми людьми, топающими и кричащими: «Менкье франсэ». Я заметила плотные полицейские силы, очень, как мне показалось, позабавленные происходящим, но не подпускавшие толпу к нашим воротам и демонстрировавшие больше власти, чем те, что в саду.
– Посмотрите! – воскликнула Норти. – Вон добрый маленький Эми – храбрая душа.
– Я его не вижу.
– Да, в лавке старинных безделушек, притворяется дрезденской статуэткой. – Она высунулась из окна и помахала рукой Мокбару, который выглядел робким и, по-моему, не видел ее. Тогда она крикнула: «Эми!», после чего он принялся что-то царапать в своем блокноте.
– Он тебя стыдится, – усмехнулся Филип. – Как бы там ни было, я рад, что вижу его за работой. На сей раз нам пригодится любая огласка. Это единственный способ остановить глупую потасовку – устроить Буш-Бонтану и нашему министру иностранных дел небольшую встряску. Полагаю, им не нужна настоящая война.
– Вряд ли это вина Б.-Б.
– Было бы гораздо лучше, если бы он передал вопрос об островах в Гаагу, чтобы там его решили раз и навсегда.
Внезапно крики, топот и хлопанье в ладоши стихли, и толпу охватила зловещая тишина. Филип тревожно сказал:
– Мне это не нравится. Надеюсь, они не ждут сигнала.
Не успел он это произнести, как толпа пришла в движение. Она всколыхнулась на узкой улице, словно стремясь разнести дома; в выкриках появилась леденящая кровь нота. Чанг принялся во все горло орать; гам стоял оглушительный. Теперь полиция наконец оттеснила мятежников от входа в наш двор. К своему ужасу, я увидела, что громадные деревянные ворота медленно открываются.
– Смотрите, – сказала Норти, – ворота… предатель…
– Боже мой, – пробормотал Филип и рванулся к лестнице.
– Не оставляйте нас…
Я боялась за ребенка, которого могли ранить, если бы толпа хлынула внутрь. Я снова выглянула в окно. Полиция как будто контролировала ситуацию. Посреди кричавшей толпы по улице ползло лондонское такси в сопровождении полицейских. Его вел Пэйн; дядя Мэттью, выгибая шею, высовывался из окна; на крыше такси, одетые с головы до ног в сияющий черный пластиковый материал, были наши мальчишки, Фабрис и Чарли, вместе с еще одним парнем, мне незнакомым, в сияющем белом. Детина махал гитарой в сторону толпы, словно думая, что ее вопли и визги адресованы ему. Чем чаще люди кричали «Менкье франсэ», тем сильнее он скалился и махал им рукой в знак признательности. Полицейские расчистили проход для такси, препроводили его во двор и закрыли за ним ворота. Мы все сбежали вниз.
Чарли и Фабрис помогали выбраться из машины дяде Мэттью. Третий парень суетился вокруг, прищелкивая пальцами. Он выглядел сердитым и нетерпеливым.