Не говорите с луной

Снова ударила очередь. Распушённый веер пуль пролетел вдоль улицы, и где–то оттуда, из темноты донёсся громкий, разрывающий сознание мукой крик. Кричал не человек, а животное. Определить огневую точку не удалось. Бойцы, цедя маты сквозь зубы, перепрыгивали через дувал в соседний дворик. Александр слышал, как громко и сочно шлёпались в грязь их ботинки.

— Автомат мой где? Автомат мой, б…ть!!!

По голосу можно было узнать Сотку. Он сильно шепелявил, крича не «автомат», а «аффтомат», и говорил, словно его рот был чем–то набит. Наверняка причина была в выбитых зубах. Жалости к нему не было. Александр поднялся, и, глубоко пригнувшись, пробежал метров двадцать, прежде чем снова упал в воду канавы, которая в этом месте сильно воняла навозом и мочой. Проблемой было то, что в такой темноте можно было запросто перестрелять друг друга. Раздались ещё выстрелы — короткие, отрывистые очереди, но не было видно летящих жал. Стреляли куда–то в сторону, но судя по тому, как скупо отрезали порции свинца, били прицельно. Неужели они видели его отряд в такой глухой темноте? Первые очереди были направлены на огонёк сигареты. В этом сомнений не было. Если у врагов есть приборы ночного видения — дело было дрянь.

Короткая пробежка по канаве, и снова плашмя, с разгона в холодную и вонючую грязь. Справа, по дворам, перемахивая дувал за дувалом, бежали бойцы. Лишь один он двигался возле дороги, время от времени укрываясь в неглубоком зловонном арыке.

Где–то совсем близко разорвалась граната. Вместе с дождём по земле застучали камни и какие–то палки. Они падали где–то далеко. Никто не кричал. Решив перебраться на другую сторону улицы, перебегая через дорогу, Александр налетел на что–то мягкое и тёплое, дёрнувшееся от удара и захрипевшее. Не устояв на ногах, он со всего маха упал на дорогу, сильно и больно ударившись об острый щебень. Теперь кто–то, тяжело и натужно дышал ему прямо в лицо, обдавая тёплым и кислым смрадом. Неожиданно взвилась белая осветительная ракета, и в её свете он увидел, что лежит рядом с ослом. Животное тяжело дышало, время от времени едва–едва дёргая передними ногами, соскребая копытами камни на дороге. Скотина умирала.

Он собирался уже подняться, когда кто–то сильно и бесцеремонно ухватил его за шейный ремень разгрузочного жилета и поволок в сторону от линялой от яркого света дороги, и так же грубо сбросил в канаву.

— Живой? — спросил кто–то громким шёпотом.

Александр хотел ответить, но задавил слова в горле, глубже вжимаясь в мягкую грязь укрытия. Длинная очередь, выбивая камни из дороги, осыпая искрами ночь, легла рядом с ним.

— Да живой, — ответил кто–то другим голосом. — Что с ним будет? Живучий гад!

Саша подумал, что говорили именно о нём. Он перевернулся на спину и в мерцающем свете ракеты увидел опухшее и окровавленное лицо Сотки.

— Чё, старлей? — сплюнул старшина. — Повоюем? Даже посрать нормально не дал. Теперь самое время просраться всем… Погаснет эта шипучка и побежим. Двигай за мной. Не отставай.

Едва он договорил, как сверху, навалилась плотная темень. Он услышал, как кто–то рядом начал движение; почувствовал, как в лицо ударили гравий и грязь, вылетев из–под чьих–то ботинок. Это, наверняка, вскочил и побежал Сотка… Глаза ещё не успели привыкнуть к темноте, чтобы хоть что–то можно было рассмотреть, но Александр также вскочил и побежал, стараясь двигаться на звук бегущего впереди человека.

Несколько раз он оступался, попадая ногами в выбоины дороги, в канавы, но балансируя, матерясь, оставался на ногах, продолжая бежать. Что–то ударило его, твёрдое и холодное, налетев из темноты и сбив с ног. Удар был такой силы, что остановилось дыхание, а в глазах поплыли электрические сполохи.

— Столбов, б. ть, не видишь, старлей?! — заорал кто–то на него, заставляя подняться. — Двигай, долб…б! Сейчас повесят ещё одну люстру и перещёлкают, как собак в загоне.