Не говорите с луной

Он снова поднялся и побежал, стараясь выдавить сознания наверх, в ясные и логические мысли, но оно упрямо пыталось провалиться в вязкое беспамятство. Падая, он вновь поднимался и бежал, уже практически ничего понимая. Это продолжалось бесконечно, пока были силы, а когда они иссякли, внезапно, словно отвалились, как лишний груз, он упал, окунувшись вместо темноты беспамятства, в ослепительное свечение, выжигающее сознание. Лишь спустя мгновение он осознал, что он по–прежнему при памяти, просто лежит навзничь, уставившись глазами в небо, где посреди чёрного бездонного провала, в сетке дождевых капель висит осветительная ракета. Внезапно в уши ввалился грохот близкого боя. Он приподнялся на локте, но снова упал, плотнее вжавшись в холодную и мокрую землю, когда рядом с собой увидел подскочившие кусочки грунта, отбитые рикошетившими пулями. Как можно плотнее прижавшись к холодной поверхности, он стал отползать, остановившись лишь тогда, когда оказался за каким–то бугром. Осмотревшись, он понял, что находится вместе с другими бойцами на краю села, в точке сбора, ранее намеченной для отхода. С нависающей над кишлаком горы, рассыпаясь веером, сыпанули трассёры пуль. Стреляли примерно с того самого места, где совсем недавно они сидел вместе с Шевалье. Он снова подумал о везении. Задержись они там на минуту–две дольше, сейчас бы наверняка остывали на холодных камнях под струями ледяной воды с перерезанными глотками.

Где–то рядом залопотали пули, застревая в саманной стене крайнего, углового дома.

Раскинув ноги и взяв наизготовку автомат, он терпеливо ждал, пока сидящий на горе стрелок обозначит своё место вспышками выстрелов и веерами трассирующих пуль. Ждать пришлось недолго. В этот раз стреляющий выбрал себе какую–то другую цель. Пули воткнулись где–то в стороне от позиций отделения. Автомат задёргался в руках, под щекой, и в тот же момент темень на горе расцвела редкими нитями искр, когда пули разбивались о камни. Александр в уме отсчитывал выпущенные короткие очереди и прекратил стрельбу, когда счёт был на «пяти». Пол рожка в самый раз! Он ещё раз осмотрелся. Два его бойца во что–то увлечённо стреляли, также используя короткие очереди. Посмотрев по направлению стрельбы, он ничего не заметил. Обожжённый нервным светом ракеты кишлак был недвижим.

— Прекратить огонь! — закричал он. — Прекратить огонь!

А когда смолкли выстрелы, добавил:

— Перезарядиться! Сотка, ко мне!

К нему никто не прибежал. Вместо этого, грубо, бескомпромиссно и унизительно, так же, как и совсем недавно, его схватили и быстро поволокли. Только в этот раз хватали не за разгрузку, а за ноги. Оказавшись в тени, рядом с двумя бойцами, он провёл рукой по подбородку. Эта часть тела сегодня настрадалась больше остальных. На ладони, блестя чёрным лаком на ярком свету, была кровь. Он растёр её другой рукой. Не место и не время, чтобы обращать внимание на такие пустяки. Но подбородок, которым он только что проехался по щебню дороги, болел довольно сильно.

— Я звал Сотку!

— Здесь я, старлей! Тебя Немец приволок. Ты разлёгся посреди дороги, как дурак.

— Как ты? — спросил Александр, с ужасом смотря на отёкшее лицо старшины, на его изорванные окровавленные губы.

— Ничего, — просипел солдат. — Терпеть можно.

— Извини, но ты достал…

— Потом сочтёмся, — спокойно ответил старшина. — Если память не изменит или тебе снова не повезёт. Бл…ть!

Наконец потухла ракета. Дождливая ночь снова навалилась слепотой.

— Все целы?

— Все, — ответил Сотка. — Даже не царапанные, если не считать разбитой морды, — от смачно сплюнул и глухо застонал, почти зарычал. — Не помешала бы таблетка аспирина.

— Аспирина нет. Есть анальгин.

— Давай, старлей. Сам калечил — сам и лечи.

Александр достал пластиковую, непромокаемую коробку со средствами индивидуальной помощи, наощупь, по памяти нащупывая и доставая туб с таблетками.

— Руку дай, — попросил он. — Ни хрена не вижу.

Тут же в лицо ему влезли чьи–то пальцы.

— Я тоже, — простонал старшина. — Люстра зенки забила.

Через секунду он хрустел таблетками, разжёвывая их.

— Запей.

— Нечем. Флягу пробило.

Александр пошарил по своему поясу, но фляги тоже не было.

— Я где–то посеял свою.

— Ладно. Так уже глотнул. Чего звал?

— Вы всё, что нужно нашли в кишлаке?

— Что могли — то нашли, — был неопределённый ответ. — Что дальше?

— Если всё — надо отходить. Отправляй ослов по дороге.

— Уже отправил. Здесь нас осталось четверо. Ты, я, Немец и Шевалье. Остальные минут пять, как ушли.

— О минах предупредил?

— Сами учёные. Разберутся.

— Немец и Шевалье с пулемётами?

— Только Шевалье. Немец с подствольником. Чего спрашиваешь?

— Не слышал, как стрелял.

— Не было целей. Не хрен патроны тратить. Могут пригодиться.

–

Чего ж вы сеяли?

–

Так, — отмахнулся Сотка. — Надо было показать, что не мальчики.

— Определил, сколько их? — спросил Александр, имея в виду напавших.

— Не точно. На горе двое. Или уже один. И в посёлке где–то около пяти. Может меньше. Где–то затаились или крадутся.