Не изменяя присяге

Бруно понимал, что нужна была длительная предварительная работа среди нижних чинов, чтобы все корабли на рейде Гельсингфорса, все как один, последовали сигналу о начале мятежа, данному вечером 3 марта недоброй памяти 1917 года с линкора «Император Павел I».

— Значит, на кораблях, — рассуждал он, — должны были находиться законспирированные ячейки матросов-руководителей, матросов-боевиков, которые по единому сигналу взяли на себя управление, подняли красные флаги на кораблях и организовали подачу боепитания в орудийные башни линкоров.

— Но как это могло произойти на глазах офицеров и унтер-офицеров этих кораблей? — не понимал Бруно.

— Эта организованность революционных матросов уже не могла быть объяснена только просчетами офицерской пропаганды среди экипажей, — понимал мичман. — Такая организованность требовала единого центра, значительного финансирования и серьезной конспирации, свойственных, пожалуй, только спецслужбам. Опять-таки — чьим?

Исторический факт состоит в том, что руководители и организаторы бунта на линейных кораблях Балтийского флота в Гельсингфорсе в феврале — марте 1917 года пофамильно не названы до сих пор. Организаторы отсутствуют. Но ведь так не может быть! Это боевые корабли, где весь личный состав наперечет. Известны же историкам все руководители бунта, произошедшего в 1905 году на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Известны имена и фамилии организаторов несостоявшегося бунта на флоте в 1912 году. Но ни в период существования СССР, ни сейчас историки не знают фамилий организаторов «революционных» выступлений на кораблях в Гельсингфорсе в марте 1917 года. По меньшей мере странно, что на такие благодатные для социалистической идеологии и пропаганды вопросы, как персоналии организаторов Февральской революции на Балтийском флоте, советские историки не смогли ответить.

А может быть, им не дали такой возможности?

Гнетущие мысли и рассуждения о прошлом и полное бессилие что-либо изменить сейчас, нынешней зимой, — душили мичмана Садовинского, не давали ему вздохнуть полной грудью и вгоняли в еще большую тоску. Одна надежда была на весну, на грядущие перемены. С кем из офицеров, своих сослуживцев, ни говорил Бруно Садовинский в эту зиму, все сходились на одном — надо перетерпеть, надо дождаться весны. С весной, думали многие, наступит и определенность. Говорили с тайной надеждой: «Может быть, нынешний большевистский режим и не протянет дольше».

Тяжелую ситуацию в Гельсингфорсе подтверждают и донесения января — марта 1918 года одного из первых сотрудников Службы внешней разведки ВЧК А. Ф. Филиппова, работавшего в Финляндии. В начале 1918 года Филиппов подробно изучал обстановку на флоте и в армейских гарнизонах русской армии в Финляндии. В одном из донесений А. Ф. Филиппов докладывал:

«Положение здесь отчаянное. Команды ждут весны, чтобы уйти домой.

Матросы требуют доплат, началось брожение, появляются анархисты, которые продают на месте имущество казны. Балтийский флот почти не ремонтировался из-за нехватки необходимых для этого материалов (красителей, стали, свинца, железа, смазочных материалов).

В то же время эта продукция практически открыто направляется путем преступных сделок из Петрограда в Финляндию с последующей переправкой через финские порты в Германию».

(«Пограничник Северо-Востока» № 44 от 5—11 ноября 2008 г.)

* * *

Наступивший год не принес на заснеженные просторы независимой Финляндии спокойствия и мира. В стране, почти так же как это было год назад в России, в Петрограде, сложилось двоевластие. С одной стороны — законное буржуазное правительство страны, с другой — самопровозглашенный рабочий Совет. Это противостояние не долго было мирным.

Финляндия всегда была несколько чуждой и до конца непонятной ни мичману Садовинскому, ни многим другим флотским офицерам. Может быть, поэтому на Минной дивизии особенно не обсуждали финские дела и проблемы. Но двоевластие в стране не могло не волновать. Ведь похожая ситуация привела Россию к краху, и этот крах офицеры ощущали всем своим нынешним ужасным существованием. Все, что происходило в Финляндии с приходом к власти «красных» финнов, не особенно влияло на жизнь матросов и офицеров Балтийского флота. Но то, что объявили 29 января 1918 года в Петрограде большевики, касалось напрямую дальнейшей судьбы каждого из флотских офицеров.

Совет народных комисаров большевистского правительства объявил демобилизацию царского флота и издал Декрет об организации нового, Красного флота, уже не под Андреевским, а под красным флагом. Декрет начинался так: