– Элла-Элла прости, пожалуйста, что так поздно, – взмолилась в отчаянии Вера, утирая слезы. – Оказывается, я совсем забыла приобрести лекарства детям с этим переездом, забрала от свекрови самое основное…
– Вера что случилось? Детки заболели?
Она выпучила глаза, на секунду перестав плакать:
– Да… Откуда ты…?
– Кашель слышала, когда ложилась спать – ответила я. – Иди к детям, сейчас приду с аптечкой.
В ее квартире, которая была зеркальна бабушке Риммы, свет горел лишь на кухне, а в темной комнате хрипели попеременно дети во сне.
– Я медик по образованию, – начала я с порога. – Можно осмотрю детей? Сходи на кухню и принеси два стакана воды.
– Хорошо, – послушалась она. – Господи как хорошо, что ты у нас поселилась…
– Иди, – поторопила ее я. А сама ринулась к детям.
Когда к нам зашла Вера, дети с испариной на лбу от недавно высокой температуры лежали в своих кроватках и не спали. Я протянула им витаминки и попросила каждого запить водой.
Дети вскоре поправились окончательно и даже достаточно быстро. Вере я еще успела посодействовать с работой до переселения в новую квартиру. Они с баб Риммой хотели попрощаться со мной, но я уже там не жила. А сидела в детской в кресле качалке, держа на руках спящего сына. И любовалась сиренево розовым закатом в окне. Скоро будет тепло!
6 глава. Любка
Павел попал в больницу со сложным переломом нижней конечности левой ноги, но при данном диагнозе у него сильно болела голова, исключительно, когда он отказался от анальгетиков, чтоб не возникло привычки.
Один единственный дед вышел из этой палаты живым, а все другие помирали пачками. И те, кто с грыжами, и с переломами позвоночника, с ушибами рук и даже ног. Первопричину смерти не называли, почему Павлу становилось жутко. А дед еще накануне перед уходом рассказал, что ночами некто ходит по едва освещенному коридору, цокая каблуками и волоча за собой каталку. И куда этот кто-то заходит оттуда экспортировали труп. И Павлу стало совсем жутко бессонными ночами, после того как он привык высыпаться днем еще когда ему кололи болеутоляющие лекарства.
А предшествующей ночкой услышав цоканье каблуков и скрип от колесиков каталки, у Павла сперло дыхание от страха… Это ли подсознание с ним играет после рассказа деда или правда? Ведь остальной медперсонал носит тапочки. Рокотала и скрипела каталка, надвигаясь и сквозь эти звуки, кажется, было слышно цоканье каблуков. Ему хотелось ускользнуть, ежели он только мог встать… Вдруг все затихло, перед тем как распахнулась дверь, и цоканье каблуков продолжилось, а за ними вкатилась каталка в палату.
Павел закрыл глаза и притворился спящим, когда каталка остановилась между его кроватью и кроватью соседа.
– Не спишь… – шепнул хоть и приятный, необычайный голос и своим звучанием все равно обволок его куполом жути и трепета.
Кое-что коснулось его руки, и Павел даже ощутил адски горячее дыхание, зажмурившись сильнее.
– Можно вас на минуточку? – послышался голос в дверях.
И существо зацокало проворно в коридор. А Павел, напоследок осмелившись, решил открыть глаза в темноте, не увидев рядом ни какой каталки.
***
В едва освещенном больничном длинном коридоре с множеством дверей по сторонам окрашенных белой масляной краской, чуть поодаль сидела постовая медсестра за старой советской пошарканной партой, застывшая в некоем положении. Передо мной стояла благовидная, выхоленная девушка с бледной кожей. Брюнетка с лоснящимися волосами, в длинном чуть ниже плеч каре. Одета она была в белую майку и того же цвета короткую юбку-клише. Но вот ноги у нее были козлиные покрытые серой шерстью, что ни как не мешало девушке шествовать на шпильках.
И я такая в длинной хлопковой сорочке в мелкий цветастый меандр, поверх накинут распахнутый халат. Опираюсь одной рукой о стену, задыхаясь от кашля. В общем, выгляжу хреново, но у меня сохраняется боевой настрой!
– О, Элла, – в полном объеме не удивилась, и даже не испугалась она. – Чего тебе?
– Я бы тебя отшлепала, но это было бы насилием над животными… – возмутилась я, попытавшись провозгласить сердито и громко. Но приступ кашля сразил меня тут же.
– И вот в таком состоянии ты хотела бросить мне палку, которую я должна принести и встать перед тобой на задних лапках?
– Да меня хоть за уши подвешай я… – осипло, заспорила я и вновь закашлялась.
– Знаю-знаю, наслышаны, – приостановила меня она и вдохнула. – Элла я не могу тебя ни убить, ни сдаться, потому что не принадлежу ни вам, ни им. Я посредник Сатаны поставляю души в обусловленное пространство, где определяется их судьба. И ты не имеешь возможности меня убить или заточить в свой жалкий пузырек некий сжимаешь в руке за спиной. Я цепь загробного мира. Я не нечисть.
– Но почему ты так много забираешь душ с больницы?
– Они сами или их предки заключили договор с Сатаной! Их ушибы это просто специфическое стечение обстоятельств, в результате которых они обязаны расплатиться своей душой, – растолковала она.
– А не лишкуете ли вы разом? – возмутилась я. – За прошедшие сутки только двенадцать человек.