Не ходи в страну воспоминаний (СИ)

— А вот и сахаринка, я так и знал, что придешь поздно…

— Скажи, Перу, — я протянула ему целый рулон прочитанной макулатуры, — ты знаешь, что это значит?

Он взглянул мельком, отмахнулся, и, не заглядывая в страницы, понял, о чем речь.

— Ты знал об этом?!

Лицо стража, и без того маленькое и морщинистое, сплющилось в удивленной и язвительной ухмылке.

— А ты нет?

Я зашвырнула журнальный ворох подальше

— Что же мне делать?

— Я уже говорил тебе, - что. Твоя задача здесь, - провести его в мир сов, и сопровождать его там, потому что без рыцаря король этого сделать не может. Гарольд уже два часа тебя дожидается, говорит, что выкинули вас вчера с дороги силой.

— Да. Ночной сторож из города.

— Какая бестактность, сахаринка.

— Умоляю, прекрати называть меня всеми этими сладкими местоимениями, меня скоро вырвет.

— А мне нравится.

— Диабетом не боишься заболеть?

Перу почти квакнул, а не проговорил:

— Одобряю, перевела обстрел на меня.

Еще вчера мне следовало все понять, понять своей тупой, ни на что не годной головой, когда я услышала про мир рабов, мир невольников и самоубийц. Гарольд не просто король, он человек из обратного мира, он антипод каждому человеку сов. Ничего ужаснее представить было невозможно.

Он снова сидел в траве, прислонившись спиной к решетке, и курил сигарету. Весь красивый, спокойный, одетый столь же просто, как и вчера, и все равно элегантный. Это было в породе, в крови, в чертах и движениях. Тридцать пять лет талантливой, безалаберной, избалованной и мучительной жизни.

— А ты, оказывается, знаменитость, — бросила я вместо приветствия.

Он улыбнулся, и его брови полукругами забавно взметнулись вверх. Недокуренная сигарета щелчком улетела в сторону пустыря.

— А ты разве не знала?

— Догадывалась, но поверить до сегодняшнего дня не могла. Много прочла интересного.

— Это хорошо, когда журналисты ничего не придумывают от себя, не обижаешься, что наврали. Почти все известные люди страдают от желтой прессы, кроме меня.

— Ты во всем видишь только хорошее?

— Да, — самоуверенно произнес он, — я особенный.

Мой саркастический тон его не пронял, как бегемота не пронял бы разозленный москит. Гарольд поднялся со своего места, готовый идти куда угодно и как угодно надолго, в прекрасном расположении духа и абсолютной невосприимчивости к удивительному.

— Если нас опять раскидает, давай условимся, что будем встречаться здесь. Или скажи, где тебя разыскивать в случае чего.

— Хорошо, посмотрим, — поискав глазами Перу, увидела его шагах в двадцати от нас, обрывающего верхушки незрелого репейника. — Перу!

— А?

— Пожелай нам удачи.

— Она всегда с вами, — ответил страж.

И железный забор, как вагоны сошедшего поезда, с гулом и скрежетом налетел на нас всей своей мощностью, вновь пропустив каждого сквозь близкие прутья и не задев даже кончика носа.

Нырнули в полдень. Солнце было в самом зените и после сумерек глаза заслезились. Пришлось зажмуриться ненадолго, и Гарольд рядом тут же вспомнил, как он не любит такую разницу часовых поясов.

— Неужели я дома? Только у нас сейчас может так палить, когда у вас вечер.

— Это я дома. А ты в гостях. Открыв глаза, увидела все ту же аллею, с которой нас так ловко выдворили. Злобный сюртук на ножках больше на пути не попался, хотя на этот раз я была на стороже и руки с эфеса не снимала, готовая при малейшей угрозе прогнать негостеприимных соотечественников с глаз долой.

— Куда тебя вчера занесло?

— В гостиницу. Прямо к порогу номера, так что пришлось спускаться к метрдотелю за ключом и удивлять его, что я прошмыгнул незамеченный.

Перу бы злился, узнав, что я опять с вопросами, но я не могла утерпеть, чтобы не поговорить хоть о чем-нибудь, и, помимо прочего, стала ломать голову про узника в темнице виноватых. Некто непрощенный и непокаянный, кто посадил его на иглу в свое время? И отпускать его нельзя, потому что для этой вины нет амнистий?

— Куда сегодня, направо или налево?

Мы остановились у развилки. Я на этом перепутье стояла много лет назад, и свой выбор сделала очень давно, поэтому Гарольд должен был спрашивать об этом себя. Я лишь сказала:

— Справа умирают живые, если они заснут, слева оживают мертвые, если их разбудят. К кому хочешь?

— Чувствую, весело будет и там и там. Ты к кому ходила?

— Я выбрала нужную дорогу, но кто знает, - ты не здешний, может, для тебя выбор не будет иметь никакого значения.

— Так налево или направо?

— Куда прикажет его величество.

Гарольд задумчиво прищурился, потом зажмурился, сомкнув в две единые линии свои длинные и черные ресницы.

— Умереть, засыпая, - в свое время я боялся этого больше, чем всего остального. Предпочитал быть трупом, но разбуженным во что бы то ни стало. Идем налево.

— На кладбище, — тихо произнесла я, придавленная жуткими доводами.

Долина была чудесной, - вся в цветах, бабочках, настоящая идиллия из рекламы шоколада или молока, только не хватало витающих фей и радуги над всем небосклоном. Дорожка петляла вкривь и вкось, вдалеке были видны надгробия и одинокие деревья, а ветер нежно проводил своей невидимой ладонью по верхушкам травы, будто бы поглаживал по шерсти домашнего любимца.