Не лги себе

— Я и Гошку не видела. Очень мне он нужен — рыжий!

— Господи! — ужаснулась Ленка. — А он так складно пишет…

— Гошка, что ли?

Пора бы Ленке знать, что когда сестра не в духе, разговаривать с ней не очень большое удовольствие. За последнее время она часто приходит с фермы сердитая на весь белый свет. Может, с новым зоотехником не ладит? Ленке хочется об этом спросить, посочувствовать, но она видит, что Насте не до нее. Повернувшись к Ленке спиной, она молча расчесывает свои каштановые волосы, и они льются с ее плеч, как пышный шелк.

— Пирожкову-то я, пожалуй, отвечу, — отваживается напомнить Ленка об утреннем разговоре. — Все-таки земляк наш, неудобно…

— Делай, как знаешь, — соглашается Настя.

• • •

Однажды Ленка показала сестре какую-то фотографию. На фоне скал и опрокинутого полумесяца стоял молодцеватый старшина, должно быть образцовой строевой выучки. Все в нем — и начищенные до блеска сапоги, и аккуратная полоска белоснежного воротничка, и волос к волосу прическа — говорило о том, что человек этот любит порядок не только внешний.

— Кто это? — спросила Настя.

— Вася Пирожков…

— Ты ему разве ответила?

— Так ведь я же тебя спрашивала.

— Ах, да, — вспомнила Настя. — Ничего, симпатичный. Лучше Гошки. Ну и что же он тебе пишет?

Вопрос как будто простой, но Ленка вспыхнула и затеребила кромку школьного фартука. Не так-то легко признаться, даже сестре, что вот уже полгода, как незнакомый Ленке человек изливает ей свою душу, и она отвечает ему тем же самым… Можно бы сказать: «И совсем это не интересно, так, пустяки всякие пишет». Для Насти уже достаточно, чтобы она тут же забыла о своем вопросе. Но Ленка лгать не умела.

— Если хочешь — посмотри… Все его письма вот здесь, в шкатулке… Он все больше про любовь пишет.

— Про любовь? — усмехнулась Настя. — Представляю. Нет, нет, не показывай. А чего это ты такая красная? Уж не принимаешь ли за чистую монету?

— Нет, что ты, — пробормотала Ленка.

— Видела, сколько у меня писем? Все про любовь. Глупо. В первом письме разные сведения о себе — кто он, что он, о чем мечтает. Во втором — о дружбе распространяются. А с третьего письма обязательно про любовь.

— Ну, а если вправду ты им нравишься?

— Об этом и пиши. А то сразу — любовь! Так я и поверила.

У Насти всю жизнь трезвая голова. При такой-то красоте! Никогда ни разу не слышала Ленка, чтобы Настя о ком-то вздохнула. Ей стало жаль сестры. Все-таки скучно жить, когда никто на свете тебе не нравится.

И вдруг Настя, босиком ходившая по горнице (сегодня она рано собралась спать), остановилась перед Ленкой в полуобнаженной своей девичьей красоте и сказала:

— Я нынче всю ночь глаз не сомкнула. Пришла домой, легла, а спать не могу. Мама спит, ты спишь, а я никак не могу. Потому что такой у меня был разговор, такой разговор!

Настя прижала к груди полные руки, загорелые с прошлого лета, и крепко зажмурилась. На губах ее блуждала счастливая улыбка, больше всего озадачившая Ленку. Какой разговор. С кем? Почему из-за этого разговора нельзя спать?

— А про что же был разговор-то? — спросила Ленка и даже приоткрыла рот, надеясь услышать нечто особенное.

— Разговор был на ферме… Сначала о телятах, о рационе… Потом… потом он говорит: «Может, на улицу выйдем, погуляем немного…» Я говорю: «Что же, можно и погулять», а сама думаю: «Наконец-то!»

Ленка смотрела на нее, часто моргая, как на что-то яркое и непонятное. «Телята», «рацион» и это таинственное «наконец-то»… Что случилось с Настей? На ферме только сторож Коныч.

— Что-то я не пойму, — сказала Ленка, — ты о ком рассказываешь?

— Господи, ты прямо дуреха! — счастливо засмеялась Настя. — Ну, о ком я еще могу рассказывать, как не о зоотехнике Борисе Ивановиче. Давай ложиться, поздно уже, и я тебе все расскажу.

Они шептались часов до двенадцати. Впрочем, Ленка только поддакивала, говорила одна Настя. Она рассказывала о зоотехнике, который вначале показался ей придирой, поскольку он с дипломом и приехал из города. Но вот было совещание районных животноводов, и там-то все Насте открылось. Он делал доклад и дважды упомянул ее имя. Потом, когда фотографировались, он сел рядом. И когда ехали с совещания домой, он нарочно взял места в автобусе с самого краю, у дверей, чтобы никто не мешал их разговору…

Дальше Ленка не слушала. Конечно, зоотехник человек приятный, но разве можно его сравнить с Васей Пирожковым. Она видела его один-единственный раз, в роще, и запомнила навсегда. После него на мешковатого Гошку даже смотреть не хотелось. Лучше бы он и не стоял с ним рядом!

А письма? Какие он писал ей письма! Как интересно умел он рассуждать на любую тему, как правильно и мужественно думал он о жизни. Постой, как это? «Легкие дороги меня не привлекали и привлекать не будут».

— Слушай, Настя…

— Чего тебе? — сонно откликнулась сестра.

— А ведь я Васю… тоже… в общем, симпатизирую ему…

— Какого Васю?

— Пирожкова.

Она ждала, что Настя возмутится, осудит ее, потребует все его письма и тут же, среди ночи, напишет ему грозное, первое и последнее свое письмо… Но Настя не отозвалась на ее признание. Настя спала.

• • •