– О чем ты? Это невозможно, – зашипел он и этим очень напомнил дражайшую леди Бригитту. – Его величество – настоящий рыцарь. Наверное, ты дала ему повод, чтобы он смотрел на тебя как-то иначе, чем с отеческой благосклонностью. А ведь матушка просила тебя вести себя скромнее!
От такой несправедливости я задохнулась:
– Скромнее? Ты сам разрешил ему зайти в нашу спальню! Ты заставил меня участвовать в этой охоте! В этом подлом заезде на желание! А теперь винишь во всем меня?!
Лицо Жозефа дрогнуло, и жестокое выражение сменилось сожалением, печалью, а потом нежностью.
– Нет, не виню, – он притянул меня к себе. – Прости, Ди. Я совсем не то хотел сказать. Я уверен в тебе, моя дорогая. И уверен в короле.
– Совсем зря ты в нем уверен!
– Думаю, ты ошибаешься, – сказал он ласково и вытер ладонью слезы с моих щек.
– Я хочу уехать, – сказала я глухо, уткнувшись лицом ему в грудь. – Давай уедем сегодня же.
– Так нельзя, – мягко ответил он.
– Нас приглашали только на охоту, – возразила я горячо. – Охота закончилась, мы свободны! А твои мать и сестра пусть остаются…
– В любом случае, мы должны спросить разрешения у его величества, чтобы выехать из столицы.
– Это все равно, что спросить у волка, можно ли овечке вернуться из его логова в свой хлев!
– Ди, ну что на тебя нашло?..
Мы спорили всю дорогу до замка, и, оказавшись в спальне, я сразу начала собирать вещи.
– Можешь оставаться, – сказала я мужу, – что до меня – не задержусь здесь ни часа!
Но, конечно же, я задержалась и на час, и на два, пока Жозеф отправил записку матери, попросив прийти, и отправил письмо королю, спрашивая разрешения удалиться. Королевский ответ пришел быстрее, чем леди Бригитта. Его величество милостиво позволял мне и мужу удалиться в замок Верей, благодарил за визит, желал доброго пути и напоминал, что Жозеф может забрать ловчего сокола из королевского питомника.
– Вот, – сказал Жозеф с удовлетворением, – ты слишком много о себе возомнила, Ди. Если бы он имел на тебя виды, то ни за что не отпустил.
Он отправился выбирать птицу, а я осталась ждать его на запертых сундуках, размышляя о том, что произошло. Я очень надеялась, что король одумался, и что ему сейчас так же стыдно и неловко, как и мне. Вспоминая, что он говорил мне – жарко, сбивчиво, словно в горячечном бреду, я краснела, словно горячка перекинулась и на меня. Прав ли Жозеф, что я сама виновата, что первый человек королевства лишился рассудка?
Снова и снова я вспоминала все наши встречи и не находила в своем поведении ничего предосудительного. Я смеялась, танцевала, вела светские беседы – и ничего больше! Тот, кто усмотрел в этом что-то выходящее за рамки приличия – сам с червоточиной! Потому что грех – в глазах смотрящего!
Я вздрогнула, как наяву увидев янтарные глаза короля и услышав его голос: «Я пытался бороться с собой… Я люблю вас, люблю по-настоящему».
Вошла моя свекровь, и я впервые обрадовалась ее появлению. Она отвлекла меня от гнетущих мыслей.
– Что произошло? – спросила напрямик леди Бригитта. – С чего вдруг вы решили уезжать? Почему ты в крови?
В другое время я не стала бы с ней откровенничать, но сейчас мне просто нужно было излить душу. Я рассказала ей все, о чем умолчала даже перед Жозефом. Свекровь слушала не перебивая, и по ее бесстрастному лицу я не могла определить, о чем она думает.
– Его величество сказал, что вы можете уехать?
Я протянула ей письмо, и свекровь долго его изучала.
– Что ж… – сказала она, закончив чтение и положив письмо на стол. – Раз король не возражает – поезжайте.
– Спасибо, – сказала я искренне, с облегчением вздохнув. – Вы с Элишей вернетесь с нами?
– Нет, – сухо сказала свекровь. – Ее величество миледи Тегвин очень нас привечает, было бы невежливо сейчас уехать. К тому же, она пообещала найти Элише достойного жениха.
Эта новость обрадовала меня еще больше. Мы с Жозефом только вдвоем, а Элиша, возможно, и не приедет больше в Верей – выйдет замуж, и я буду избавлена от ее плоской физиономии и вечного ядовитого скулежа.
Мы с мужем отбыли из столицы в этот же день, и нам даже не пришлось прощаться с королем и королевой – весь двор уехал на пруд, где были устроены морские бои на фелуках.
Жозеф пребывал в прекрасном расположении духа – днем он пропадал на охоте, приручая сокола, которого привез из столицы, а вечера и ночи проводил со мной. Мы болтали, дурачились, музицировали, и ничто не мешало нашему беззаботному счастью.
Прошло три дня, и на четвертый, когда слуги уже убрали со стола остатки ужина, а Жозеф, развалившись на кушетке, потягивал вино, я взяла свою лютню (к королевской я так и не прикоснулась, хотя муж просил поиграть именно на ней) и принялась наигрывать песни, что любила петь моя мама – тягучие, со сложной мелодией, в которых были ветер пустыни и шум океана.
Жозеф поглядывал на меня томно, и тихий вечер обещал перейти в бурную ночь, когда дверь открылась и без стука, и предупреждения вошел его величество король.
Мой муж вскочил, бросаясь к сюзерену с поклонами и приветствиями, а я была так огорошена, что замерла на скамеечке, прижав лютню к груди, словно щит.