Не люди

— Скажу, что нужно соглашаться. Но я здесь интересующаяся морда… как говорил Рожа?

— Заинтересованное лицо, — подсказал могильщик.

— Мы все здесь заинтересованы в том, чтобы хутор пал, а Друг был убит, — добавил Хасл.

На этот раз Крамни думал недолго.

— Ладно, я согласен. Убьём Викле вместе, а с Другом разбирайся сам. — Пастух повернулся к жене. — Грала, приготовь этому хуторянскому прихвостню лечебного варева, иначе он сдохнет до того, как сдохнет его господин.

Хасл только сейчас обратил внимание на состояние Эзмела. Рыбак совершенно побелел и, кажется, едва держался, чтобы не упасть. Вместе с могильщиком они положили его на шкуры и укрыли.

Велион без спроса завладел ещё одним бурдюком вина и уселся напротив пастуха. Могильщик ухмылялся, разглядывая то Крамни, то Сухорукого.

— Слушаю вас, — сказал он задумчиво, — и начинаю понимать, кто тут кому должен, кто для кого сосед, а кто враг. Кого топтали, кто хотел чужую жену. И знаете, что? — Могильщик глотнул браги. — Думаю, давно пора немного вас проредить. Вырезать гниль.

— По ту сторону гор по-другому? — спросил старик.

Велион ухмыльнулся ещё шире и жадно отпил из бурдюка, прежде чем ответить:

— Нет. Так же. Поэтому иногда я рад, что стал могильщиком, и люди теперь не считают меня за своего.

Глава шестнадцатая. Причины возмездия

Эзмел метался в бреду. Его лицо заострилось и побледнело, и рыбак теперь больше напоминал шевелящийся труп. У постели старика сидела Грала, до этого пару раз вслух пожелавшая больному скорейшей смерти. Несмотря на это, она принялась ухаживать за рыбаком: поставила на печь небольшой котелок, в котором заварила травы, достала тряпки для компресса и сбегала за туеском, полным воды. Мужчины перебрались в другой конец шатра, чтобы не мешать ей.

— Кто такой Рожа? — спросил Хасл.

— Хрен знает, — ответил Крамни. — Я же говорил — он был с нами всегда. Благодаря ему Друг не доставал нас, у них какой-то уговор. Мы сами по себе — Друг сам по себе. Мы могли бродить где угодно, только никогда не совались близко к Бергатту или Серому Зверю. Рожа всегда требовал, чтобы мы принимали изгоев…

— Если бы не Рожа, я бы давно умер, — перебил пастуха Сухорукий. — Он нашёл меня на окраине Бергатта, когда я сбежал от Урмеру, и приволок сюда. А ещё он научил меня прятаться.

Старик продемонстрировал своё умение. Он лёг на одну из шкур и завернулся в неё. Миг — и эту шкуру стало невозможно отличить от обычного тюка, в котором совершенно не угадывались человеческие формы. Через пару секунд тюк будто расползся и снова превратился в старика, лежащего на шкуре.

— Я очень слабый маг, — проговорил старый Сухорукий. — Варл совсем не унаследовал моих качеств, но в тебе, Хасл, должен быть сильный дар.

— Иначе у нас нет ни шанса против Урмеру, — вставил могильщик.

— Рожа бродил среди нас, — продолжил старик, — иногда охотился, иногда рыбачил, иногда гонял стада. Всегда как будто мучился со скуки, но никогда не уходил. Всегда таскал с собой свою сумку, никогда с ней не расставался.

— Таскал сумку, да, — буркнул Крамни. — Он всегда ходил с мордой, замотанной тряпками по самые уши. У него была какая-то проказа. Но он вообще ничего о себе не рассказывал. Да и единственная ощутимая польза от него только в том, что Друг к нам не лез. А теперь он исчез, и Друг, скорее всего, нами заинтересуется, да так, что чубы затрещат. Может, один или два Йоля нам удастся скрыть его исчезновение, но что дальше… И что будет со Стариком…

— Да уж, много информации, — фыркнул могильщик. — Про Эзмела-то, поди, побольше знаете? Или даже не подозреваете, почему называете его шавкой Викле? Или почему он говорил, что Варл едва не угробил город? Рыбак обещал нам рассказать что-то важное, но сейчас он недееспособен.

Дед утёр слезящиеся глаза. Его лицо стало мрачным, будто он вспоминал о не самых хороших временах. Но всё же начал рассказывать: