Не мамкай!

– Надо развивать координацию. И сделать, например, так, чтобы руки работали отдельно, ноги отдельно, и при этом еще была задействована голова. Голова должна думать и управлять телом. – Врач объясняла мне задачу на пальцах.

– Балет, хореография, – тут же отозвалась я.

Дочери было два с половиной года, и я искала для нее педагога. И группу. Индивидуальные занятия не подходили. Наконец нашла прекрасную девушку Олю, бывшую балерину, которая занималась с малышами.

– Оля, можно я буду присутствовать на занятиях? – попросила я, честно объяснив ситуацию.

Все родители ждали детей в коридоре, а я прыгала и стояла в паровозике в зале. Дочь сидела в углу и наблюдала. Где-то месяца через три она выбралась из угла и точно выполнила все движения, запомнив рисунок танца. Расплакалась лишь в тот момент, когда девочка, стоявшая перед ней, перепутала движения.

– Ого, – удивилась Оля.

Все это время, как оказалось, дочь не просто сидела, а запоминала движения.

Потом мы учились прыгать. Просто прыгать. Дочь не умела. Мы прыгали с дивана на пол. Прыгали с Олей на одном месте. Месяца два учились прыгать на одной ноге. А до этого еще месяц пытались просто хотя бы подпрыгнуть на месте.

Результаты были, и заметные. Врач нас хвалила. Меняла курсы лекарств, подбирала новые препараты, советовала.

Сима по-прежнему не говорила. Но у нее была настолько живая мимика, что мы ее понимали с полувзгляда. Она по-прежнему не терпела прикосновений. Ей требовался четкий режим дня. Врач предупредила – никаких переездов, перестановок в комнате, ремонтов, разводов и прочих стрессовых для ребенка ситуаций.

Дочь росла, но расстройство оставалось. Я искала особенных людей и врачей, которых не пугало ее поведение. Так, нашла стоматолога, который согласился, чтобы в кресле лежал бутерброд – снизу я, на мне – дочь, а сверху – отец. И в таком положении врач лечил моей дочке зубы, рискуя остаться без пальца – так она сопротивлялась.

Становилось не проще, а сложнее. Научившись подпрыгивать, мы столкнулись с новой задачей – научиться делать кувырки назад. И вперед, конечно. Исключительно в лечебных целях. И вставать на мостик. Дети, подобные моей дочери, не умеют ощущать себя в пространстве. Для них перевернутый мир – катастрофа. Начинается паника. Я нашла тренера и полгода водила дочь в секцию спортивной гимнастики. Шесть месяцев ушло на то, чтобы дочь научилась делать кувырки и мостик.

Потом был период плавания и прыжков на батуте – ощущения себя в другой среде и в полете. Я радовалась малейшим достижениям. На то, что у обычных детей уходит день, у нас требовалась неделя. У детей месяц – у нас три.

Но всем тренерам и педагогам я сразу объясняла ситуацию. Честно, без утайки. Кто-то оказывался не готов и сразу отказывался. Кто-то пожимал плечами и не верил в успех. Кто-то готов был нам помогать.

Логопед – отдельная тема. Могу только в очередной раз сказать спасибо нашей Марии Васильевне, которая терпеливо смотрела, как Сима раскладывает карандаши по цветам и размерам. И ее коту Вилли, который позволял себя мучить. А также аквариумным рыбкам, которые Симу успокаивали. Мария Васильевна все поняла и действовала согласно ритуалу – Сима брала табуретку, подставляла к аквариуму, кормила рыбок. Потом играла с Вилли. После этого выкладывала на стол карандаши и тетради. И лишь затем начинала заниматься. У нас дома преподаватель заниматься могла и хотела, но Сима по-прежнему никого не пускала на свою территорию. Мария Васильевна планировала на Симу два часа вместо одного.

Что было потом? Сима заговорила в пять лет. В шесть пошла в школу, к первой учительнице моего сына. В тот же класс, где учился он. Сидела за той же партой. Для Симы это было очень важно и спокойно – старший брат ходил по тем же коридорам, играл в футбол на том же поле, ел в той же столовой. Учителя спрашивали, не младшая ли она сестренка Васи, и Сима чувствовала себя в безопасности – учителя были не чужими людьми, а вроде как дальними знакомыми.

Мы добились колоссальных успехов. Симу обожали учителя – за пунктуальность, привычку раскладывать ручки и карандаши в идеальнейшем порядке, за трудолюбие и спокойствие. Пока все дети бесились на переменах, дочь читала книжку или рисовала.

Да, забыла сказать. Про диагноз наша замечательная первая учительница знала. Школьного психолога не прошли ни сын, ни дочь. Это тоже, к слову. Сын вообще молчал, не ответив ни на один вопрос. Потом сказал, что они были глупыми. Дочь тоже молчала и дорисовывала картинки – на принтере не распечатались забор, собачка и корова.

Вы думаете, можно было выдохнуть? Нет. Дочь по-прежнему сидела на препаратах и витаминах. Один курс сменялся другим. Сима не очень умела общаться с другими детьми, поскольку не ходила в детский сад. Но в классе ее тут же взяли под опеку мальчишки. Лучшая подружка тоже появилась. Девочка, у которой имелись и младшая сестра, и брат, взяла Симу под свое крыло, как сестренку.

Но проблемы оставались. Расстройство, пусть и не явно заметное, никуда не делось.