Не мамкай!

Катюша понуро отправлялась в сад. Срывала яблоко, запихивала в кружку и несла на кухню.

– Я все, – говорила она.

– Нет, не все. Еще надо.

Старший брат, которого за забором ждали друзья, чтобы сбегать на море, покататься на велосипедах, наполнял кружку с молниеносной скоростью. Увидев сестру, всю в соплях и слезах, отсыпал ей половину и начинал «добирать» свою кружку. Катюша продолжала страдать и ныть, потихоньку отсыпая ягоды из кружки брата в свою. И первой бежала на кухню показывать маме, что выполнила норму. Брат же продолжал возиться в саду, с тоской глядя, как друзья уже сходили на пляж, искупались и идут назад – играть в футбол. Кстати, он до сих пор припоминает сестре, как она лишила его детства. Но припоминает с нежностью в голосе и ностальгией.

Но в огород родственников, пусть даже самых замечательных и близких, детей все же не стоит запускать. Я на всю жизнь запомнила один случай. Мне было лет десять, я жила у бабушки в селе. Не сказать, что у бабушки царил образцово-показательный порядок в огороде, но все же имелись грядки с картошкой, два дерева черешни – белой и красной. Вишня. Яблоки. Персиковое дерево. Грядки с петрушкой, укропом и зеленым луком. Кусты кизила. Бабушка даже шампиньоны пыталась выращивать. Парника не было – бабушка не справлялась с подвязыванием помидоров и поливом огурцов, которые все равно оказывались горькими. Зато редиска, морковка, свекла – все колосилось и приносило приличные плоды. Но особенно бабушка дорожила двумя грядками клубники. Она мечтала, чтобы в огороде росла клубника. Пропалывала сама, поливала, хотя терпеть не могла возиться в земле. Клубнику никому не доверяла. Наконец кто-то из соседок помог, подсказал, удобрил, прополол, и клубника прижилась. На второе лето появились ягоды – крупные, сладкие.

Бабушка зазывала в гости свою давнишнюю подругу. Они писали друг другу письма, слали телеграммы, хотя жили в трех часах езды. Бабушка любила бабу Шуру. Они познакомились в госпитале еще во время войны, подружились и сохранили связь на всю жизнь. Бабу Шуру и я прекрасно помню. Она не видела правым глазом – результат ранения, а бабушка не слышала левым ухом – попала под обстрел, барабанная перепонка лопнула. Они шутили, что вдвоем им всегда хорошо – три глаза и три уха на двоих.

Обе женщины смогли после войны устроить личную жизнь. Бабушка родила мою маму в 1949 году. А баба Шура вышла замуж за мужчину с тремя детьми, которые потеряли мать, и стала для них мамой, а потом и бабушкой для их детей.

И вот баба Шура наконец приехала. Они с моей бабушкой стояли, обнявшись, и долго не могли сдвинуться с места. Плакали, смеялись, снова обнимались. Бабушка готовилась к встрече несколько дней. Переживала, чтобы бабе Шуре было хорошо. Устроила генеральную уборку в доме, переставила кровати. Соседки, конечно, кинулись на помощь, понимая, как для бабушки важен приезд подруги. Наготовили на целый полк – от барашка, молодого, которого специально закололи, до вареников с вишней, потому что бабушка вспомнила, что баба Шура любила вареники. Пироги, закуски. Стол ломился. Соседки бегали, суетились, тащили табуретки, столовые сервизы. Бабушка достала из серванта два граненых стакана в подстаканниках – из них они с бабой Шурой пили чай в поезде, когда добирались из госпиталя до мест, где хотели провести оставшуюся жизнь. Бабушка забрала стаканы на хранение и никогда не доставала.

Но уже через десять минут стало понятно, что все эти приготовления не нужны ни бабушке, ни бабе Шуре. Бабушкина подруга взяла кусочек пирога и огурец. Так и просидела весь вечер, не прикоснувшись к еде. Бабушка тоже не могла ни куска проглотить.

Баба Шура приехала со старшей дочерью и двумя внуками. Приемные дети любили новую жену отца, называли ее мамой. Младшие родную мать не помнили, а старшая – Света – помнила. От нее все пошло. Она приняла Шуру, назвала мамой, и младшие подхватили. Баба Шура переезжала от старшей дочери к среднему сыну, потом к младшей – возилась с внуками, готовила, помогала. Дети «делили» бабушку и даже ревновали. Баба Шура всегда была больше близка со старшей. Мужа она давно похоронила. Три года всего прожили вместе. Но детей она не бросила, выкормила, вырастила. О новом браке даже не задумывалась, считая себя старой «для всего этого». Бабе Шуре, как и моей бабушке, и тридцати не исполнилось, когда окончилась война. Своих детей баба Шура родить не могла. А зачем брак без детей? Кто из мужчин на нее посмотрит, если она без глаза, да еще и родить не способна? Бабушка в письмах уговаривала ее выйти замуж, та твердо отвечала – у нее есть дети. Трое. Да и счастья, любви, эмоций, которые испытала за три года брака, хватит до самой смерти. Каждый день с мужем, каждую ночь. Стоит только глаза закрыть, он приходит. Всегда рядом, за спиной стоит. Она его чувствует.