Не мяукайте с неизвестными

Вот что там произошло. Как задним числом установило следствие, злоумышленники проникли в музей поздно ночью. Как им это удалось, осталось неизвестным. Сигнализация была на всех дверях и окнах, но она почему-то не сработала. Пробравшись в зал, где хранилась бесценная икона, грабители сняли ее со стены.

Вынести ее из музея ночью они не смогли или не решились и спрятали до утра в кладовке, где музейная уборщица тетя Глаша держала свои ведра, щетки и прочий инвентарь. Видимо, преступники рассчитывали прийти в музей на следующий день и каким-то образом вынести икону за пределы здания.

Но в их планы вмешался случай.

На следующий день тетя Глаша поругалась со своим сожителем Василием и явилась на работу рано утром, причем в самом отвратительном настроении. Заглянув в свою кладовку, она увидела завернутую в холстину доску и тут же набросилась на проходившего мимо заместителя директора Аристарха Неплюева.

Неплюев уже обнаружил исчезновение бесценной иконы, принял двойную дозу валидола и теперь шел к директору, чтобы сообщить ему о катастрофе и обсудить первоочередные меры. Он нисколько не сомневался, что всю вину взвалят на него, и теперь гадал, чем все закончится: посадят его пожизненно или суд ограничится двадцатью годами строгого режима.

– Снова ко мне в кладовку всякую дрянь сваливают! – кричала тетя Глаша закаленным в скандалах голосом. – У меня не помойка! Лень вам свое старье до мусорки дотащить, бросаете где ни попадя! А я старый человек и вся насквозь больная! И я не какая-нибудь, чтобы за вами прибираться! У меня есть свои обязанности, а что сверх – за то должны сверхурочные платить!

– Отвяжись, тетя Глаша, не до тебя, – отмахнулся от уборщицы Неплюев, который пребывал на грани обморока и совершенно не желал разбираться в проблемах уборщицы.

– Что значит отвяжись? – визжала тетя Глаша, вцепившись в лацканы Аристарха. – Что значит не до меня? Я, между прочим, тута тридцать лет работаю! Когда тебя еще в помине не было! А если я простой, неученый человек, так это еще не значит, что можно меня… мной… пренебря… пренебрегать!

Выговорив трудное слово, тетя Глаша победно уставилась на несчастного Аристарха.

У Неплюева резко заболела голова. Он понял, что уборщица от него так просто не отстанет и что лучше потратить на нее две минуты, чем терпеть ее вопли.

Он зажмурился, шагнул в кладовку и проговорил голосом христианского мученика, которого столкнули в ров со львами:

– Что здесь у вас?

– А вот, барахло какое-то! – тетя Глаша сунула ему в руки доску. – Доска какая-то растресканная да размалеванная! Сами ее на помойку выносите, а я старый человек, мне свои ноги жалко!

Неплюев открыл глаза. И тут же закрыл их, думая, что у него зрительная галлюцинация.

В его руках была та самая икона «Спас Нерукотворный», исчезновение которой уже привело его не только на грань нервного срыва, но и на грань гипертонического криза. Икона, из-за которой он считал свою научную и административную карьеру безнадежно загубленной, больше того – ожидал, что в ближайшие дни будет арестован за хищение в особо крупном размере.

Убедившись, что это действительно икона, а не галлюцинация, Аристарх обнял тетю Глашу и закружил ее по кладовке, высвистывая на радостях вальс «На сопках Маньчжурии».

Тетя Глаша решила, что Неплюев неожиданно свихнулся, но на всякий случай попросила у него прибавки.

– Вот такая история случилась в нашем музее, – закончил Шурик свой рассказ. – И финал у нее, на радость всему городу, счастливый. Злоумышленников, правда, не поймали, но бесценная икона благополучно вернулась на свое законное место.

– Чушь какая! – в волнении Надежда перестала выбирать выражения. – Ты меня за дуру полную держишь, что ли? Икону украли, спрятали в кладовке – ясно же, что кто-то из сотрудников виноват. Сигнализацию опять же отключили. Всех перешерстить, кто последний уходил, охрану потрясти…

– Да сделали все это, сделали, – отмахнулся Шурик. – Вроде у всех сотрудников алиби. А сигнализация, конечно, там была плохонькая, не как в кино показывают: лучи лазерные, датчики движения и все такое. Директора музея за это, понятно, взгрели. Для посетителей вход закрыт вечером, а на служебном входе такая тетка сидит – поперек себя шире. Она как встанет в проходе – никак ее не обойти, лучше всякого прибора работает. Но как раз в тот день ковырялись сантехники в подвале, вполне мог кто-то из них сигнализацию отключить и икону со стены снять. А вот вынести из музея никак не могли – тетка-рентген насквозь просвечивает. Ничего удивительного, что злоумышленник до утра спрятал икону.

– Не в подвале, а в чулане у уборщицы, потому что туда сотруднику незаметно зайти легче, – подхватила Надежда. – Кто-то пришел бы рано утром, икону вытащил и вроде как выскочил: «Ой, утюг дома забыла выключить!» Ее и пропустили бы. Икона большая? – деловито спросила Надежда.

– Вот такая примерно, – Шурик показал руками.

– Сейчас дамские сумки большие, такая запросто поместилась бы. А тут уборщица раньше времени приперлась…