— Не то чтобы очень… — отозвался Джон. — Надеюсь, завтра будет гораздо лучше. Я постараюсь затянуть бинты посильнее, а ты постарайся… очень тебя прошу!.. постарайся дать своей ноге полноценный отдых и не маячить по комнате до утра. А лучше всего после моего ухода засни. Утром отек начнет потихоньку спадать. Надеюсь.
— Не уходи, Джон.
— Что? — Джон удивленно поднял голову. — В смысле?
— Сразу не уходи. — В голосе Шерлока слышалась непривычная для слуха покорность. — Я буду лежать и не буду маячить. А ты посиди немного в этом чудесном кресле, оно ничуть не хуже нашего… твоего… — Шерлок замялся и вновь повторил: — Не уходи.
— Хорошо, — растеряно согласился Джон. — Я посижу. Недолго. — Он провел пальцами по аккуратной эластичной повязке. — Не слишком туго?
— Нормально. Спасибо.
— Накройся.
Шерлок прикрыл ноги пледом и блаженно улыбнулся.
«Он выглядит счастливым. Здесь, в забытом богом поселке, он выглядит совершенно счастливым. Почему?»
Кресло дружелюбно приняло Джона в свои объятия, и он с удовольствием вытянул ноги. Не хватало только пылающего камина и кружки с горячим чаем. Приятная шероховатость жаккарда обволакивала теплом. Веки отяжелели, и Джон, не в силах бороться с сонливостью, закрыл глаза, погружаясь в дремоту…
— Ты не можешь его забыть? — Неожиданный вопрос выдернул его из безоблачного забытья, и Джон замер, вцепившись в подлокотники кресла — о Мориарти ему говорить не хотелось, особенно сейчас, когда так хорошо и тепло.
Но он ответил, поморщившись от того, как неприятно сипло прозвучал собственный голос: — Когда ты… Когда тебя не стало, я многое вычеркнул из своей памяти, в том числе и его. Так мне было легче… смириться. А теперь я думаю о нем больше, чем надо.
— Джон, прости меня. — Шерлок приподнялся на локте. — Я тогда… заигрался.
— Это он заигрался, — возразил Джон.
— Ты всегда был снисходителен к моим недостаткам и умел находить оправдания. А я никогда не любил признавать ошибки. Но в этот раз… Джон, мы виновны в равной мере — и он, и я. Наслаждались игрой, не заботясь о цене. Там, на крыше… Черт! Мы, точно два петуха, наскакивали друг на друга, кичились своей гениальностью и непревзойденностью, не думая о тех, кто нас ждет и… Я часто потом задавал себе вопрос: был ли кто-то на этой Земле, кому он был нужен и дорог? Любил ли его кто-нибудь? Причинила ли его смерть кому-нибудь такую же страшную боль, как… Как моя… Тебе.
Сердце Джона сжалось в маленький, саднящий комок, и он вдруг подумал, что оно уже никогда не перестанет кровоточить.
— Он был сумасшедшим.
— Не более чем я, Джон.
— Перестань. У тебя не было выхода.
— Возможно. Но сейчас я бы всё сделал иначе.
Шерлок оборвал разговор резко, на полуслове, как будто выдохся, как будто это короткое раскаяние окончательно лишило его сил.
Оба надолго замолчали, но, как ни странно, молчание не показалось Джону тягостным или неловким. Так они молчали когда-то, тысячу лет назад, не чувствуя потребности в разговоре, потому что всё понятно без слов.
Он снова закрыл глаза и невольно погрузился в воспоминания. Перед ним закружились лица и кадры из прошлой жизни — сначала четкие и яркие, потом размытые и потерявшие очертания. Почему-то, вопреки всем законам логики, эти тягостные воспоминания постепенно смягчили боль и ослабили тиски, сжимающие его сердце. И на этот раз Джону не было страшно.
Может быть, потому что Шерлок находился от него так близко…
…Проснулся он всё в том же кресле. За окном простиралась непроглядная тьма, и до рассвета было ещё далеко. Спал он часа три, не более: мышцы ещё не затекли и не успели наполниться болью из-за мало располагающей к полноценному отдыху, неудобной позы, в которой он провел эти несколько часов, охраняя Шерлока.
Настольная лампа слабо освещала наполненную сонным покоем комнату.
«Когда он успел потушить свет? Почему не разбудил меня?»
Шерлок крепко спал, повернувшись к стене и натянув на плечи пушистый клетчатый плед. И как бы ни хотелось сейчас Джону вытянуться в полный рост, дав утомленному телу возможность восполнить силы, необходимые для нового дня и для предстоящей дороги, покинуть теплую комнату, где на кровати еле слышно посапывал Шерлок, казалось невыполнимой задачей.
Но все-таки Джон поднялся, сладко хрустнув потерявшими подвижность суставами, и вышел, неслышно прикрыв за собою дверь.
Он долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, поджимая к животу колени, сминая и стискивая подушку.
В голове всё смешалось, и призрачные тени черными птицами кружились перед крепко зажмуренными глазами.
Его не покидали мысли о Шерлоке и о том, что в этом маленьком захолустном поселке на берегу Ла-Манша он провел самую лучшую в своей жизни ночь…
*
Разбудил его негромкий настойчивый стук, и Джон подскочил с колотящимся сердцем, потерянно оглядываясь по сторонам — заснул он только под утро, тяжело провалившись в кромешную тьму без сновидений и образов, и сейчас с трудом восстанавливал способность ориентироваться, на мгновение забыв, где он находится, и что его сюда привело.
— Джон.