Не могу больше (СИ)

— Согласен. В терапии мне до чертиков скучно. И вообще, каждый должен занимать своё место.

Они понимающе переглянулись.

Им нравилось отчитываться друг перед другом в планах на вечер. И в планах на жизнь. Советоваться. Слушать. Это было здорово.

И варить кофе — здорово.

И резать сыр на исчирканной пластиковой доске.

А ещё это было правильно. По-семейному.

Но что же всё-таки происходит?

Подушечки вновь издали слаженное постукивание — на этот раз нечто неуловимо знакомое.

— Ты сегодня на редкость музыкален, — пошутил Джон. — Надеюсь, это не старый добрый Шопен?*

Но Шерлок остался серьезен. — Джон, рассказать не хочешь?

Джон посмотрел умоляюще: прошу тебя, не сейчас.

Но, похоже, Шерлок думал иначе: горячее нетерпение так и рвалось сквозь прохладу нарочитой сдержанности, и музыкальные пальцы увеличили темп. — Как всё прошло?

Никуда не денешься, разговор неизбежен. Да и натерпелись оба, лучше уж сразу прояснить ситуацию.

— Отвратительно. Более чем. Мэри предложила сказочный компромисс: мы с тобой трахаемся, она всё это терпит, постепенно приобретая ореол мученицы, жизнь идет своим чередом: ты — здесь, а я… А я к ней поближе, от тебя подальше. Как тебе такой вариант?

Шерлок был заметно ошеломлен. Сражен наповал. Но держался, и даже усмехнулся слегка иронично. — Твоя жена не перестает меня изумлять. И что ты ответил?

Черт! Черт! Черт! Это немыслимо. Идеальная западня. Черт!

Сердце глухо стукнулось и забилось чаще — твоя жена.

Лишь бы он правильно понял то, что придется сейчас услышать. Начать разговор очень трудно. Джон посмотрел с неприкрытым страданием, и Шерлок внутренне сжался — плохо, всё очень плохо. Хуже и быть не может.

— Я ответил, что… что не собираюсь заводить шашни у неё за спиной. Тем более с тем, кого люблю больше жизни. Могу я быть откровенен? Я чуть не сдох без тебя, Шерлок. Я очень сильно тебя люблю. Очень. И, мать твою, страшно хочу. Не могу забыть вот этих губ на своем чертовом члене. Не могу забыть, как разрывало меня от оргазма. Самого невероятного в моей жизни. Не могу. Твоя кожа, твой запах… Это мучительно. Это больно. Хочешь правду? Прямо сейчас у меня в паху такие охренительные разряды, что нет сил терпеть. Хочу лечь с тобой. Взять тебя. Делать все эти умопомрачительные, прекрасные вещи. Но… Но трахаться с её благословения я не стану. Ни за что. Ты понимаешь? И уйти оттуда пока не могу. В этом есть что-то трусливое, подлое. Не знаю как ты, но я собираюсь провести остаток жизни с тобой, и не хочу, чтобы между нами стояло это.

Долгое молчание тяготило.

— Тебе не нравится.

— Мне не нравится. Не нравится всё, что отдаляет меня от тебя хотя бы на дюйм. Откровенно говоря, я взбешен и расстроен. Но стараюсь понять. — Шерлок вновь замолчал. Откашлялся. — И, кажется, понимаю. Да, понимаю.

Каждый нерв напряженно звенел.

Не слишком ли ты понимающий, Шерлок? Схвати меня, дурака, сожми со всей силы и выдави к чертям всю слюнявую дурь. Поцелуй. Поцелуй языком. И я сразу тебе отдамся. Хоть на клочки меня рви. Как же я себя ненавижу!

— Но всё-таки странно, Джон. Это так или иначе будет между нами стоять, никуда не денешься. К чему ненужные сложности?

— Презираешь меня, да? Такого жалкого, ничтожного слабака.

Шерлок поднялся, подошел и прижался к спине. Обнял, вдохнув глубоко и жадно. — Ты лучший.

Колени дрогнули, резко сомкнулись, в голове заклубилось горячее марево.

Господи, как сладко в его руках.

— Шерлок, не надо. Прошу.

— Ты не запретишь мне себя обнимать. Не получится. Я люблю тебя так сильно, что внутри всё горит. — Руки осторожно погладили плечи и спину. — Сентиментальный идиотизм. Монолог из плохой пьесы.

— А мне нравится. Меня самого без конца прорывает: каждую минуту тянет признаваться тебе в любви.

— Ты уверен, что решение верное? Что эта мука необходима?

Джон отрицательно качнул головой. — Не уверен. И скорее всего, это меня доконает. Но не будет так, как сказала она.

— Что же делать?

— Не знаю. Ты же сам говорил — подождем. Но я твой, Шерлок. Веришь? Только твой. До последнего дня. Если, конечно, не подохну с тоски.

— Снова ждать? Мы и так столько времени потеряли.

— Ничего мы не потеряли. Скорее нашли.

Бейкер-стрит Джон покинул с тяжелым, ноющим сердцем.

Зонт он, конечно, забыл, и снег большими влажными комьями оседал на плечи, сгибая их ещё ниже.

*

Даже дома Майкрофт Холмс выглядел безупречно: ни единой помятости на рубашке, ровно повязанный галстук, режущая глаз идеальность и острота брючных стрел. Не верилось, что меньше часа назад этот человек хлопотал на своей огромной кухне в окружении кипящих кастрюль и плюющихся маслом сотейников.

Он встретил Шерлока вежливой полуулыбкой. — Что с погодой?

— Не хватило времени посмотреть в окно? Метёт.

— Не припомню такой удивительно снежной зимы. Ты не замерз?

— Нет. Удалось довольно быстро поймать такси.

А вот Джону без зонта наверняка было не очень комфортно. Надеюсь, он отказался от пешей прогулки.

— Раздевайся. Жду тебя в гостиной.