Не могу больше (СИ)

— Мне не до смеха. Три недели, и я уже спекся. Не контролирую себя. Ненавижу её. Внутри клокочет бессильное бешенство. Разрывает. А уйти не могу.

— Знаю.

— Ничего ты не знаешь. Однажды я сказал, что не бросаю друзей в беде. И сказал это ей. Будто заклеймил самого себя.

— Ты всегда был преувеличенно щепетилен. Иногда это очень вредит. Она тебе друг?

— Она любит меня. Кажется… Она совершенно одна. И ей плохо.

— Но это затягивает, Джон. Каждый прожитый день. Всё зависит от нас, и только от нас.

— Считаешь? Считаешь, в мире не существует не подвластных нашей воле вещей? Ошибаешься. На этот раз ты ошибаешься. Если бы мир был устроен так просто, по нему не бродили бы разочарованные, опустошенные тени.

— Собираешься к ним примкнуть?

— А ты предлагаешь бросить её и — вприпрыжку к тебе? Наслаждаться любовью и счастьем?

— Нет, конечно.

— Вот видишь — ты даже предложить такое не можешь.

— Ты таешь на глазах.

— Господи, Шерлок. Разве в этом проблема? В моих выпирающих ребрах? Черт с ними. Я теряю себя. И тебя. Вот что сводит меня с ума. Каждый день я только об этом и думаю. До разжижения мозга. Моя чертова свадьба стала билетом в один конец. Не представляю, чем это закончится. Уже сейчас всё окрашено черным. Всё, кроме твоих глаз.

Они замолчали. Джон переводил дух после горестного монолога, Шерлок сосредоточенно рассматривал свои руки. Тревога сгущалась и осязаемо сдавливала виски. Джон качнул головой и скривился — боль остро ужалила и сосредоточилась в лобной доле.

— Дьявол, как хочется забыть обо всём. Лечь в своей комнате и уснуть. Зная, что ты где-то поблизости. Занимаешься ерундой.

— Завтра я уезжаю.

— Уезжаешь? — Грудь горячо обожгло — всё-таки это правда. Новое дело. Черт бы побрал этого конспиратора. — Куда?

— Мм… Джон, это даже отъездом не назовешь. Сутки. В худшем случае — двое. И я снова с тобой.

— Я спрашиваю — куда?

— Ничего связанного с полицией. Скажем так, поручение Майкрофта. Всего лишь.

Врал Шерлок неумело, по-детски: запинался на каждом слове, краснел, прятал глаза. Джон смотрел и удивлялся, как получилось у него так правдоподобно изобразить мертвеца.

— Говори. Немедленно. У тебя ничего не выйдет. Я не собираюсь ни секунды оставаться в неведении. Довольно с меня этих трех недель.

Голос Джона звенел и срывался, и это звучало предостерегающе. Шерлок отлично знал, что за этим может последовать. В данном случае, когда между ними и без того всё непросто, когда каждое слово, каждое действие может стать роковым, рисковать было бы непростительно глупо. Слишком дорожил он этим человеком, чтобы унижать продолжением пусть и вполне безобидной, но всё-таки лжи.

— В Италию. К матери Мэри Морстен.

— Что? Куда?

В груди взорвался радужный шар, и надежда — восхитительная, причиняющая сладкую боль, хлынула теплым потоком. Это же Шерлок. Он с того света вернулся. У него получится. Должно получиться. Не может не получиться.

Но на смену яркому воодушевлению быстро пришло осознание. Что нового услышит Шерлок от измученной воспоминаниями Эммы? Что нового для Джона? И для того проклятого тупика, в который он добровольно уперся носом? И самое главное: было очень похоже, что Шерлок и сам это понимает.

— Ты ведь знаешь, да? Ты знаешь, что случилось с её отцом?

— Да, знаю. Но этих знаний мне недостаточно. Довольно грязное дело, Джон. Не выясненное до конца. Мне хотелось бы разобраться. Просто разобраться.

— Боже, Шерлок. А слабо спросить у меня? Не обязательно ворошить… угли.

— Я не был уверен, что ты копался в прошлом своей жены.

— Ты прав — я не копался. Не считал нужным. Но, знаешь ли, бывает так, что прошлое само находит тебя и поворачивается лицом. Во всей своей неприглядности. Не обязательно беспокоить Эмму. Лучше послушай меня.

— Она ждет, она была рада звонку, и я полечу. Прости, но о том, что случилось в поместье Морстенов, я намерен узнать от неё — из первых рук. Твоя версия может оказаться не полной. И в какой-то мере предвзятой. А это недопустимо.

— Полной, не полной… Будто это что-то изменит. Какую бы правду ты ни узнал, я никогда не пойду на сделку со своей идиотской совестью. Таким уж я уродился. Будь проклято всё на свете.

Шерлок вздохнул и отвернулся к окну — неужели и там, в обыденности и суете, столько же неразрывных кругов?

— Мне не всегда понятно, что движет людьми. Вот и с тобой… Сложно, запутанно. Но по-другому ты не умеешь, и я вынужден это принять. — Он помолчал и добавил, снизив тон до невнятного бормотания: — Хотя, если быть предельно откровенным и честным, до меня не доходит смысл такой мазохистской жертвенности. Она оправдана только в случае, когда счастлив хотя бы один.