Одна из его пациенток, голубоглазая мадемуазель Ф. тридцати четырех лет, страдала навязчивым состоянием, которое мы бы назвали компульсивным контролем. «Она проводила много времени за сверкой бухгалтерских ведомостей и счетов, опасаясь допустить ошибку, заменить одну цифру другой и вследствие этого обсчитать покупателей», — писал Эскироль. Никакого явного безумия здесь не наблюдается, но для врача этого было достаточно, чтобы говорить о психическом нездоровье и «интересном случае». У м-ль Ф., обратившейся за медицинской помощью в 1834 г., имелись и навязчивые страхи загрязнения. «Уход за собой обычно отнимал у нее полтора часа, а то и более трех часов», когда симптоматика обострялась, зафиксировал Эскироль: «Прежде чем лечь спать, она отчищает стопы 10 минут, чтобы удалить любую возможную нечистоту между пальцами или под ногтями. Затем она переворачивает ночные туфли, встряхивает их и передает горничной, чтобы та после тщательного обследования подтвердила, что в них не завалилось ничего ценного. Волосы огромное количество раз прочесываются гребнем с той же целью. Каждый предмет ее туалета многократно подвергается излишне тщательному изучению, исследуется всеми возможными способами, по всем складочкам и оборкам, и энергично перетряхивается… Если по какой-либо причине эти меры не предпринимаются, она целый день не ведает покоя». Как и современные пациенты с ОКР, м-ль Ф., отмечал врач, «отдает себе отчет в своем состоянии, сознает нелепость своих опасений и абсурдность предосторожностей». Эскироль диагностировал «непроизвольную, неодолимую и инстинктивную деятельность», «приковывавшую» несчастную к «поступкам, которые не порождались ни мыслью, ни эмоцией и которые… воля не могла подавить».
К этому времени самыми частыми стали компульсии, связанные с чистотой и контролем, причиной чему послужило распространение микробной теории заболеваний. Компульсивный контроль питался стремлением к безопасности в собственном доме, особенно на волне массового внедрения бытовых удобств, в частности, кухонных плит, использование которых было сопряжено с определенными рисками. «Беспокойство как таковое, судя по употреблению слова "беспокоиться" (worry) в современном значении, пришло в английский язык в XIX в», — писал Леннард Дейвис.
Французский врач Анри Легран-дю-Соль (1830–1886) окрестил эту навязчивую потребность
«болезненным сомнением и страхом прикасаться к предметам» (La folie du doute avec delire de toucher — одноименную книгу он опубликовал в 1875 г.) В отличие от Эскироля, усматривавшего источник компульсий в нарушениях интеллектуальной и волевой сфер, дю-Соль считал их эмоциональными нарушениями, что ближе к точке зрения XXI в., согласно которой они порождаются тревожностью. «Драма болезни», по словам дю-Соля, начинается с «приступа неослабевающего страха» заражения, влекущего за собой «невроз», который характеризуется «боязнью прикасаться к определенным предметам, а также растущей аномальной поглощенностью поддержанием чистоты в форме крайней чистоплотности и многократного мытья». Больные «ни на минуту не утрачивают осознания нелепости своего поведения», писал дю-Соль, одним из первых отмечая эгодистонный характер заболевания, впоследствии названного обсессивно-компульсивным расстройством.
В книге La Folie du Doute дю-Соль приводит двадцать семь случаев, в том числе историю болезни молодой женщины, к отцу которой однажды пришел посетитель с «раковым изъязвлением на лице». «Ею овладела мысль, что все предметы одежды и обстановки в доме
теперь в большей или меньшей степени заражены и покрыты раковой тканью. Подавленная этой картиной, она… посвящала все время чистке, скоблению и мытью, — писал врач. — Она прекрасно понимала, что ее страхи лишены оснований, но была не в силах их отогнать».
Годы спустя, выйдя замуж и став матерью, она узнала, что в ее дом забредала бешеная собака. Она «не могла заставить себя прикоснуться к "зараженной бешенством пыли" на мебели, на камине, на полах, в собственных карманах, на одежде других людей и на кухонных принадлежностях, — писал дю-Соль. — Она протирала, отчищала, терла щеткой или мыла все, до чего дотрагивалась, даже в чужих домах, и не решалась коснуться дверного молотка собственного дома. Она сетовала на свое нынешнее состояние (на тот момент ей было тридцать шесть лет), понимала, что ее страхи беспочвенны, и умоляла докторов излечить ее», — продолжал дю-Соль, не указав, однако, смог ли кто-нибудь, включая его самого, справиться с этой задачей.
Американец доктор Уильям Хаммонд (1828–1900), начальник медицинской службы армии юнионистов в годы Гражданской войны, описывал «молодую даму восемнадцати лет», которую в 1879 г. лечил от компульсивного поведения, проистекающего из смертельного страха заражения. «Мало-помалу у нее укоренилась мысль, что невозможно избежать источников заразы, что другие люди так или иначе могут ее загрязнить, — писал он в работе 1883 г. "Трактат об умопомешательстве в его медицинских аспектах" (Treatise on Insanity in Its Medical Relations).