— Я и не смеюсь… Мне вообще хочется разреветься.
Как, впрочем, и мне.
Глава 22 — шесть возможностей отказаться
Мария.
Я лежу с ней рядом после боя подушками, вдруг начавшегося из-за кулона. Не помню, кто первой начал швыряться, но от этого точно стало легче. Не ясно, кто из нас проиграл, но сейчас мы вылитые индейцы: она — Белая прядь малое перо, я — зеленые очи большое перо. Что творится на полу — лучше не вспоминать.
Её ладонь в моей руке, и я впервые за долгое время не спешу о чем-то спросить… У неё длинные пальцы, мамины. Мои — в папу, более угловатые. Говорят, что их форма якобы что-то значит.
Ксюша пытается дышать ровнее, но это слабо удается.
— Рич, ты же знаешь, что я просто хотела тебя позлить? — Вдруг шепчет, повернувшись на бок.
Шепчу в ответ:
— Зачем?
— Не знаю… — Замолкает. — Мне кажется, я ревную.
— Ревнуешь?
— Угу…
Только ответа не следует.
— Почему?
— Ну… ты в 18 не забеременела.
Не смогла не усмехнуться, побудив её вырвать руку. Только мне и не от кого было, что уж тут говорить.
— Продолжишь?
— Мне просто… страшно? — Её голос тихо шепчет, балансируя на грани, но одной интонацией готов рухнул в пропасть. — Вот… она родится, и что после? Я же не знаю, как… держать… как пеленать… А если она заревет? Что делать? Я же сама тут же выбешусь… а если я сорвусь… а если памперсы… а садик… а школа… а если Ян не выдержит? Мне… Я не хотела никого сейчас… может, хотела как ты, пожить отдельно, устроиться в жизни, а потом… в твоем возрасте…
— Ксюш.
— Я просто ревную и завидую, словно ты прожила мою жизнь… а я нет.
— Ксюш. — Пытаюсь улыбнуться и заглянуть в глаза, но та лишь хмурится и прячется от прямого взгляда.
Повторяю чуть громче.
— Ксюш, не торопись, ладно?
— Все равно это… только не говори, что дети — это счастье, и кто-то ждет их годами. Кто-то, но не я же… прям на всех форумах это и…
— Ты сама еще ребенок. Только это не значит, что будь я в твоей ситуации "в своем возрасте", мне было бы менее страшно. Может, паниковала бы даже больше. А ты — ничего — пока справляешься, клинику нашла, прошла первичный осмотр, витаминами пьешь, не трусишь перед Яном. Ты справишься.
Наконец посмотрела.
— Ты так думаешь?
Кивнула в ответ.
— Да? Только… — Вскочила, крикнув уже в дверях. — Подожди.
Вернулась почти сразу, держа в ладони знакомую цепочку. Протянула руку, садясь рядом.
— Держи.
И прежде, чем я успела взять, собираясь убрать на место шкатулку, не надеясь уже найти фото…
— Я помню, как мы с мамой его выбирали в ювелирном…
Рука замерла, так и не коснувшись чуть трепыхающихся золотых звеньев.
— Вы вместе?
Ксюша гасит болезненную полуулыбку, уже продолжая.
— Угу. Мама тогда долго не могла решиться купить его, рассматривая менее дорогие цепочки. Но тут изумруд. — Указала пальчиком. — Как раз под цвет твоих глаз, да…
Слабо киваю.
— Она хо-хотела… — Её голос сорвался, породив всхлип, заставляя саму разжать руку и отвернуться. — Хотела, чтобы ты его никогда не снимала. А ты его даже не надела ни разу! Я просила у неё какое-то дурацкое инкрустированное колечко, но денег хватило тогда только тебе… Я поэтому обиделась, и через год тоже психанула… Знаешь, как я злилась все это время? Мне казалось, что всё из-за этого… все из-за тебя, Маш… всё…
— Но…
— Да знаю я, что это не так!
Замолкает, оставляя нас вслушиваться в ход секундной стрелки. Время всегда движется вперед, верно? Вот и она оборачивается, вытирая редкие слезы и хлюпая носом.
— Наденешь его нынче?
— Ксюш…
— Разве это так сложно?
"Разве мир рухнет из-за этого?"
— Нет…
Кивает, снова шмыгнув. Встает и снова уходит к себе. Возвращается вновь, но на этот раз я вскакиваю только увидев.
— Нет уж…
Ксюша протягивает плечики с натянутым на них платьем, заулыбавшись и прошептав:
— Оно красивое. Маме бы понравилось.
Черное миди, будто сошедшее с журналов 30-х.
— Когда ты успела его купить? Зачем? Мне? Я не собираюсь…
Хмурится.
— Ты хоть раз можешь принять что-то нормально!?
— Ксюша… сколько ты на него…
— Не твое дело.
Её тон отрезвляет, выливая на шею очередную правду.
— Просто надень его завтра, да? Не ту дичь, в которой ты была на корпоративе, а хоть что-то изящное!
— Я не останусь на Новый Год, это не обсуждается.
Кивает, кинув платье на простыни.
— Оки, хоть вечер побудешь красоткой.
Как в сказке, "Пока часы не пробьют двенадцать".
Вылетает из комнаты, хлопнув дверью, оставляя меня с горой перьев, разлетающихся от порыва, кулоном и платьем родом из мюзикла "Чикаго"*. И это просто убийственно… Но что я теряю в общем-то? Разве это что-то изменит?
Подхожу ближе, всматриваясь в детали, провожу ладонью по расшитым переливающимся пайеткам, перехожу к открытому лифу, наткнувшись под ним на кулон.
Подцепляю пальцем, вытаскивая ладошку. Золото немного холодит кожу, ощутимо впиваясь гранями.
Хотя бы один раз, верно?
Но пока здесь нужно прибраться.