— Ну да, ну да… А давай поспорим? — неожиданно предлагает и я оборачиваюсь, вопрошающе посмотрев на него. — Даю вам максимум год, а после мы будем гулять на вашей с ним свадьбе. Если это окажется так, то… должна будешь назвать первого вашего сына в мою честь, а если я проиграю, то…
— То ты свою дочь назовёшь в честь меня: Аннабель? — вношу своё условие и протягиваю руку, уже представляя, как буду нянчить тёску.
— Договорились, — заключает он и пожимает мою руку. — А теперь вперёд, красотка! Я в тебя верю… У тебя получиться всё!
Лев
Дверцы лифта открывают, предоставляя моим глазам вначале группу незнакомых мужчин, а затем мою любимую в сопровождении её верного и незаменимого друга. Улыбаясь друг другу, они пожимают руки словно заключили сделку. Аня даже улыбается, но стоит ей заметить меня, стоящего напротив лифта и улыбка бесследно исчезает с её лица, обнажив её истинные эмоции всего лишь на несколько мгновении. Но после она, как обычно, собирается, и я вижу лёд… Беллу. Высоко задрав подбородок, одаривает меня высокомерным взглядом и что-то говорит Гринбергу.
Отпустив руку друга, она пропускает его вперёд и даёт ему выйти из лифта вслед за юристами. Сама же опустив глаза в пол, намеревается выйти за ним, но не суждено.
Подавшись безумному порыву, вталкиваю девушку обратно в лифт и сам мигом заскакиваю внутрь и быстро нажимаю на кнопку закрытия дверей лифта.
В тот момент, когда я нажимал эту кнопку, то в моей голове билась одна-единственная мысль-угроза, что Алекс попытается меня остановить и не дать подруге остаться со мной наедине, но он лишь с улыбкой помахал подруге рукой и дал нам оказаться наедине.
— Что ты сделал? — с притворным спокойствие спрашивает Аня, но я слышу в её голосе страх, панику и слёзы.
Собравшись с духом, оборачиваюсь к любимой женщине, вглядываюсь в её лицо с признаками ночных или недавних слёз. Меня тут же охватывает злость на самого себя за то, что из-за меня, моих глупых страхов и глупости, Аня теперь страдает и вынуждена бороться со всем сама.
— Пытаюсь поговорить, — пожимаю плечами, став в нескольких сантиметрах от неё. — Ань, прости меня. Сейчас глупо говорить что-либо в своё оправдание, поэтому: Прости…
— За что именно? — задаёт вопрос, подняв на меня глаза. — За… попытку убить малыша или за… попытку скрыть от меня это, когда я не помню? Ты же общался со мной и даже не показывал, что ты далеко не пушистый и милый.
— За всё, любимая! Я люблю тебя! И готов просить прощение, пока ты не простишь меня! Год! Два! Всю жизнь, но я верю, что однажды ты меня простишь, потому что тоже любишь, — проговаривая, видя отклик в её глазах. — Я виноват, но… я просто боялся.
— Ребёнка, Лев? — восклицает, сделав попытку оттолкнуть меня, но этим сделала только хуже для себя, ведь теперь я сжимаю её в объятиях и не намерен их ослаблять. — Маленькую кроху, что плакала бы по ночам, прося подойти к ней и улыбнуться, поговорить, покормить? Малышку, что смотрела бы на меня глазами ангела, что видит в тебе самого лучшего человека и любила бы тебя так, как не любит никто? Или тому, что пришлось…
— Того, что могу потерять тебя, — выдыхаю, прервав поток её слов.
— Но в итоге ты это и получил, Лев. Тогда в чём была цель?
— Я не подсыпал тебе то лекарство! Мне сказали, что есть такие таблетки. Я купил и… хотел! Но потом понял, что не могу лишить тебя ребёнка. Не могу убить собственное дитя, которое ни в чём не виновато.
— Какой смысл мне говорить это сейчас? — шепчет вопрос, не сдерживая слезы. — Ты уже ничего не докажешь, а я не поверю! Прошло уже много лет… мне жаль, что мне вновь приходится всё это сейчас переживать.
— Да! Прошло много лет, что мы потеряли, и я так и не смог тебе всё рассказать, — беру её лицу в ладони и заставляю посмотреть мне в глаза. — Я люблю тебя и прошу простить! Поверить мне, что я не хотел! Бес попутал, но я бы не убил вас! Не смог! Потому что люблю вас! Потому что стыдно! Поэтому не рассказывал никому об этом всем. Ты мне веришь? Веришь, что я бы не навредил вам?
— Верю, — выдыхает Аня еле слышно, и я накрываю её губы своими, нежно целуя, пытаясь передать поцелуем всё, что чувствую. Высасывая всю боль и черноту из сердца женщины, которой его разбил.
По началу Аня не отвечает на поцелуи, но затем её пухлые губы, словно бабочки начинают присоединяться к танцу моих, открывая для нас двоих дверцу в новую жизнь. В тот этап отношении, когда пары перенеся сложно для их союза испытание, становятся лишь сильнее. А их связь становится нерушимой.
Мне хочется сказать многое, рассказать обо всём, но разве я могу? Оправдаться болезнью перед девушкой, что лишилась ребёнка? Сейчас это будет звучать как дешёвые оправдания. Я выжду и всё расскажу, а пока… пусть злиться и ненавидит.
Она права: сейчас ей вновь приходится пережить всё то, что случилось до аварии.
Отстранившись от Анны-Беллы, вглядываюсь в её заплаканные глаза, замечая в них боль и сожаление.