Не на месте(СИ)

- У-у! - актер ухмыляется. - Я еще и образованный. Был бы сейчас уважаемый человек, аптекарь или даже врач. Но я, как видишь, потешаю чернь на улице.

"Э, - думаю, - людей веселишь, а сам тоску точишь, крепкой вон заливаешь".

- Как же так получилось? - спрашиваю.

- А как все в этом мире получается? Просто такой я человек, ни на что не годный. У мастера мне скучно было, все в театр бегал, смотреть, как большие драматические актеры представляют. Ты хоть знаешь, что такое драма?

Чудак-человек...

- Какой же, - говорю, - негодный, когда тебе такое уменье дадено? Чтоб людей и плакать, и смеяться заставлять. Чисто колдовство, ей-богу!

Хмыкает, ан видно: приятно ему.

- Это колдовство называется слишком маленькая труппа. Я и святоша, и соблазнитель, и канатоходец, и жонглер. Да и рабочий заодно. Наэ знает, чем занимаюсь. Сегодня здесь, завтра там, мотаюсь по четырем княжествам, как дерьмо в прибой. Сейчас вот жирная пора, гуляем. А завтра, может, в желудке будет звонко. Знал бы, что так повернет, может, и не удрал бы с этой шайкой неудачников.

Гляжу и дивлюсь. Ведь идет человек по Пути своем точнешенько, ан не видит, не понимает...

- Морочишь ты попусту, - говорю и сажусь вольнее (забирает винцо-то, и плевать уж, косятся аль нет). - Твоя это жизнь, все правильно. Потому ты сердцем почуял, куда тебе Путь... Говоришь, в лекаря тебя прочили?

- Ну! Когда сбежал, отец меня вдогонку проклял, - и запрокидывает снова, не сморгнув, хоть пойло у него едучее, аж шибает.

- Дык эт' слова пустые... А лекарь из тебя все одно паршивый бы вышел. Лекарь, он знанием живет аль делом своим, а ты - свободой. Нету над тобой потолка, небо чистое.

- О да... талант, восторг души... Да кому здесь нужен талант? Этому быдлу? Душа, ха! Им одна пошлятина по вкусу.

- Не-е, неправда твоя. Пока человек плакать может - не за себя, за другого - есть в нем душа. А гадость человечью ты покажи, покажи, чтоб со стороны-то на себя поглядели. Авось, поймут.

Глядь: а актеру чегой-то не по себе, аж заерзал.

- Какой у тебя тяжелый взгляд, мальчик...Точно из-под земли.

- Знаю, - говорю и взор туплю. - Таким уж уродился... Послушай... А вот кабы предложили тебе дом, достаток, одежу богатую. Сиди, мол, ешь-пей, только не рыпайся никуда - что б ты делать стал?

Хмыкает актер мой.

- Сбежал бы! - и хохочет даже. - Да не сойти мне с места, сбежал бы через месяц! Х-ха... Эй, любезный! Обнови-ка парню...

Тут меня как стукает: деньги-то отдать! Актеру за представленье. Да за харчи. Где ж хозяин опять делся? Еще ведь похлебку обещал...

- Э! - окликаю. - Чего там насчет...

И тут вдруг - грохот, брань. Драка началась. Все, как сговорились, повскакали сразу. Прямо на наш стол сцепившиеся двое заваливаются. Кружка моя - об пол, а бутыль актер выдернуть успел, сует за пазуху, отскакивает.

- Голову береги! - кричит.

- Чего они?

- Да ничего, от избытка дурости! Ах черт... - и к своим бросается.

Стою дурак дураком, не знаю, как и быть. Уйти бы, да не уплатил ведь... Ан теснят уж, один пихнул, другой за рукав дерет, аж трещит. Тут и деньги, что достал, с руки вышибли... Да и ляд с ними. Бечь надо, вот чего. Почнут бить, неровен час, найдет одурь черная, тогда беда...

И тут один - красномордый, смурной спьяна - как попрет прямо на меня.

- У, р-рожа! - рычит.

Чего привязался-то? Прядаю в сторону, а он все на меня. Буркалы выкатил, ревет:

- Нечисть ехидная! Охмур-рить хотел, а?

Да отстань же... Стой! Натыкается на взгляд мой, как на стенку. Дергается, таращится шало...

Бечь! Сейчас! Пока он шуму не поднял... Пробиваюсь. В дверях каша из людей. Да пустите же!

Уж слышу сзади:

- Ах ты тварь бесовская! Вона он, Нечестивец-то!

Ох, беда...

И вдруг - вопль. Прорезывает насквозь весь ор и гам. Зовет, как рев трубы, как... Повертываюсь.

Глаза. Черные, как две дыры.

Да ведь это...

Тау Бесогон

...Все пошло не так. Я не там, где должен быть...

Ой, мама родная, как же паршиво...

А где я, собственно?

Вокруг было неопределенно-сумрачно и воняло загаженной подворотней. Очевидно, это она и есть. Я лежал на чем-то жестком, меня мутило, во рту стоял металлический привкус. Болело все, но особо сильно ныло загривье - по ходу, мне изрядно вломили...

Наверху смутно обозначилась долговязая фигура.

- Дылда, ты? - просипел я, отплевываясь. - А ребята где?

- Ушли, - ответил незнакомый голос.

Я кое-как проморгался. Взору предстал темный, грязный проулок позади кабака. От собеседника я разглядел лишь силуэт кудлатой головы да торчащие острые коленки. Невольно пощупал, на месте ли кошель - кошель наличествовал.

- А ты чего тут?

- Ну... того. Тоже, - незнакомец смущенно кхекнул. - Глядь: лежу. Сомлел, видать. И ты рядом, ну, и еще пьяные... Парни те пришли, хотели тя поднять, да ты заругался, чтоб оставили... Потом пьяные очухались и убрались тож, а ты все лежишь... - он встал, потоптался в нерешительности и добавил: - Слушь, я спросить хотел... Ты чего орал-то? Ну, там, в харчевне?

- Да так, нашло.

Чтоб я сам знал...