Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021

Я помню, когда мы приехали в Москву, в «Главклуб». Я вообще был немножко ошеломлен, когда узнал, что именно эту площадку [на 3000 человек] собираем, – а потом оказалось, что там еще и солд-аут. И вот мы сидим в этой большой гримерке – там такая шторка. Я выглядываю, смотрю и думаю: «Боже, какой большой зал; обалдеть, он весь будет заполненный». Запускают людей, я хожу туда-сюда, нервничаю – и он реально заполняется. И потом его подсветили – там уже видно даже не было, где кончаются руки. Я почему-то прекрасно помню этот концерт, даже больше, чем недавно в Stadium – там я прямо опять в абстракцию впал, это было слишком нереально: 8000 человек. Вообще, после концерта такое чувство всегда, будто вся эта энергия тебе передается. И нужен разряд, полная разгрузка мозгов должна происходить. В России после каждой пары концертов ходили в баню – а в Казахстане поехали на багги в горы кататься на целый день.

Когда я приезжаю в Минск – даже после тяжелых концертов, после тяжелого перелета, уставший, – я выхожу в аэропорт, и во мне прямо просыпается энергия. Я чувствую, что я дома, чувствую себя в безопасности. Было время, когда в Беларуси звучали только два имени: ЛСП и Макс Корж – и после них было долгое затишье, никто сильно не стрелял. Очень круто, что именно у нас получилось так масштабироваться.

Иногда делаешь трек прямо под людей – чтобы вот хорошо было, чтобы как-то осчастливить себя и окружающих. И когда чувствуешь отдачу, когда реально так и происходит, когда оно работает – это круто. Люди чувствуют, что мы все прорабатываем, что каждая деталь проживается нами. Мне кажется, у меня все получается, потому что нет преграды между мной, музыкой и человеком. Видно, что мы по-человечески близки; что, как и мои слушатели, я иногда дурачусь, где-то серьезен. Как-то они ловят себя в этом – поэтому получается такой мост проводить к массам. Потому что я обычный парень, как и они.

Интервью: Саша Сулим (2019)

Александр Розниченко

продюсер

У меня с детства было дикое желание писать музыку, сочинять рэп – лет с двенадцати я этим занимался. Помню, у меня друг в школе ходил в широких штанах; я спрашиваю: «Ты рэпер?» Он такой: «Да!» Я решил, что тоже буду рэпером. На следующий день я прихожу в школу в широких штанах – а мой друг уже панк. Я такой типа: «Йоу, мэн, а чего ты?» Он отвечает: «Да ты лох! Я панк теперь, а ты – рэпер». Родители меня по музыке никогда не поддерживали. Обвинять их в этом тоже нет смысла: мама на рынке торговала вещами, папа за этими вещами ездил, потом работал в такси. Отец старой закалки, мама смотрела на отца. Отец хотел, чтобы сын стал боксером или пошел в суворовское училище, а он говорит: «Папа, я хочу быть рэпером». Но возможно, вся эта ситуация в жизни смотивировала меня и создала то, что есть сейчас. Поэтому, родители, любите своих детей, но не поощряйте их на все 100 %. Дайте им развиваться, дайте им стремиться к чему-то – и находить себя.

В 17 лет я уехал в Витебск и там встретил соратников. Мы строили студии в каких-то подвалах – ключ брали у дворника, навозили туда техники. Утром приезжаем – а уже вскрыт замок, никакой техники нет. Все друг на друга смотрят – а потом выясняется, что один из пяти товарищей и стырил всю эту технику, продал ее в ломбард и купил себе пиво. Потом, конечно, дикое отсеивание пошло: люди взрослели. Кто-то влюбился, родил ребенка, устроился на работу. Ты такой: «Йоу, а как же музыка?» «На фиг твою музыку, ничего ты не добьешься, ничего не получится». Я понял, что в Витебске мои единомышленники кончились, пора перебираться куда-то дальше – и в 19 лет переехал в Минск. Писал инструменталы, писал тексты; что-то записывал, выпускал – но это все никуда не попадало. И постепенно, когда ты не приходишь ни к какому результату, твое внутреннее состояние и твое желание тухнет. Был жесткий период, я ушел в жуткую депрессию: начал очень много пить, все начали от меня отворачиваться – друзья, родители даже. Я даже хотел покончить жизнь самоубийством. Но не сделал этого – мне пришла мысль сделать лейбл. Я подумал: «Возможно, проблема не во мне, а в стране, где я живу. Возможно, таких людей, кто пишет тексты и музыку в стол, очень много – и они не добиваются успеха, потому что нет площадки, где они могли бы себя показать».