Вы как-то сказали, что стараетесь не петь «Ясный мой свет» на концертах. Почему?
То же самое еще про «Не плачь» можно сказать. Она же была записана, как сейчас помню, 2 декабря 1990 года, а сейчас вот уже будет декабрь 2020 года. То есть песне 30 лет – ну сколько можно ее петь? «Ясный мой свет» – такая же история. Но на самом деле, если я что-то говорю, делите это на 87. Я прекрасно понимаю: в основном на концерты люди приходят послушать то, благодаря чему меня узнали. Поэтому в знак уважения к публике я все равно буду петь эти песни.
«Ясный мой свет» появилась после выхода альбома «Обратный билет», который вы называли неудачным.
Сейчас я понимаю, что не таким уж неудачным он был. Многие песни с удовольствием слушали – пусть, может быть, не было такого громкого коммерческого успеха. А тогда я просто услышала творчество Олега Молчанова, мне очень понравилось – и мы с продюсером решили, что надо с ним поработать. Когда меняется автор, меняются аранжировки, звук и вообще восприятие. Мне надо было только спеть и не испортить песни. Думаю, у меня это получилось достаточно удачно.
Ну вы же еще свой сценический образ довольно сильно изменили.
Я никогда не примеряю какой-то образ. Я просто пою – и все.
Все-таки до этого у вас было амплуа такой грустной, плачущей женщины.
Это мнение, которое сложилось благодаря СМИ. Я абсолютно другой человек: не нытик, не плачу. Сентиментальность у меня, конечно, присутствует – но что касается музыки, мне такое вообще не особо нравилось. На альбоме «Мое русское сердце» никаких образов не было. Мне хотелось, чтобы была какая-то бодрая, яркая, танцевальная музыка.
Альбом выпускался на студии «Союз». Мы приехали в Москву на фотосессию – ее устраивал фотограф Влад Локтев. Он нашел какое-то сено и разбросал его тонким слоем по полу – то ли его вдохновил мой сарафан, то ли еще что-то, – и я легла будто бы на сеновал. Тогда было какое-то правило: заглавный клип должен сочетаться с обложкой альбома, чтобы у публики была ассоциация. Так что для клипа продюсеры захотели повторить историю с сеном – и Володя Шевельков это снял в ангаре «Леннаучфильма». С ним очень легко работать, потому что он сам актер и творческий человек.
Почему вам так хотелось посотрудничать с Молчановым? Чем он вас привлекал?
Энергетикой. Надо было видеть, когда приезжал Олег с гитарой и показывал свои песни – еще без текста: просто напевал что-то вроде «бап-бап-па-лоп-па-поп». И спрашивал: «Понятно, непонятно?» Я такая: «Да-да, все круто». Мы понимали друг друга, абсолютно на одной волне находились. Плюс он очень музыкальный человек. Знает ноты, лады, законы гармонии. Я же самоучка абсолютная, могу только на слух воспринимать что-то. Классическое образование, кто бы что ни говорил, очень важно.
Я и сам помню, что ваши песни вызывали у многих сильную эмоциональную реакцию. У вас были какие-то истории, с этим связанные?
Когда выходили еще первые, медленные песни, ко мне подходили и говорили: мол, кто-то, извините за подробности, терял девственность под них; у кого-то была первая любовь, у кого-то – любовь несчастная. После песни «Колыбельная» подходили мужчины, которые расставались с женами; дети с этими женами оставались, и мужчины тяжело переживали этот момент.
Была еще смешная история. Мы ехали куда-то на гастроли; выходим на перрон, и ко мне подходит пассажир, узнавший меня, и говорит: «Та-а-аня, никогда не пой эти песни [танцевальные]. Вот ты плачешь – это твое, а эти “ля-ля-ля” – фигня». Проходит буквально минута, другой человек подходит ко мне уже в вагоне и говорит: «Та-а-аня, больше не плачь. То, что ты сейчас делаешь, – это твое». Ни фига себе, думаю, глас народа (смеется)! Но когда сейчас девчонки, которых даже на свете не было, когда я записывала «Не плачь», поют ее вместе со мной – это действительно приятно.
А вы смотрели фильм «Теснота», где ее использовали?
Сам фильм я не смотрела, но видела кусочек с песней. Я понимаю, почему мои песни используют – только музыкой можно передать атмосферу того или иного времени. Но самой мне сложно: я эти песни до сих пор исполняю, и они у меня не ассоциируются с теми временами. Какие-то исполнители, которых я слушала в 1990-е, ассоциируются, а мои песни – нет.
Насколько эти грустные песни для вас тогда отражали ту эпоху, которая вас окружала?