Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021

Для меня это не грустная эпоха. Это была моя юность. В моих 1990-х не было каких-то трагических моментов. Моих друзей не убивали, с бандитами у нас не было никаких пересечений – ну разве что в 1992 году пару раз пытались после концерта приглашать куда-то в баню или в ресторан. Жили нормально своей жизнью – молодой, яркой.

Я родила первого ребенка в 1993 году. Конечно, чисто финансово было тяжело: невероятно дорого стоили памперсы, детское питание было не купить, и оно тоже стоило огромных денег – сейчас все гораздо проще и доступнее. Причем я же тогда не работала. Сейчас время гораздо более простое для артистов: есть корпоративы – мне завтра позвонят, а уже послезавтра мы работаем. В те годы такого не было. Тогда твой директор звонил в филармонии – или тебе звонили из другого города и спрашивали про концерты. Если ты был согласен, то ты должен был отослать пачку афиш туда. Потом их расклеивали, билеты продавались – но на подготовку уходило месяца два. Такого, как сегодня – когда ты сегодня без работы, а завтра уже работаешь, – не было. Денег не было. Ну, ничего страшного – я знала, что рано или поздно все наладится.

Потом грянул кризис 1998 года. Мы потеряли большую сумму денег: записывали альбом, вложились – а фирма, которая должна была оплатить все это и гонорар заплатить, соскочила. В итоге издали просто так, чтобы альбом совсем в стол не ушел. Наверное, только в начале 2000-х какая-то стабильность появилась. Хотя «стабильность», наверное, не очень правильное понятие для артиста. Все очень субъективно и зависит от многих факторов. От песен, от репертуара. Нет его – все, ты сидишь, ждешь лучших времен. Так что стабильность относительная.

В 1996 году вы участвовали в кампании «Голосуй, или проиграешь»

Я очень боялась, что вернется коммунистический строй, очень. Не знаю, может быть, это была ошибка; может быть, я чего-то не понимала. Но я прекрасно помню свое детство, когда все жили в каких-то запретах; когда процветали спекулянты, когда, чтобы купить какие-то нормальные сапоги, нужно было отстоять ночь в очереди. Мне в это время не хотелось возвращаться совершенно. Я искренне голосовала не столько за Ельцина, сколько за то, чтобы коммунизм не вернулся обратно.

В конце 1990-х вы еще раз сменили звук – и начали почти что рок играть, даже на «Нашем радио» ваши песни крутили.

Было такое. Мне в то время очень нравился наш российский рок. Там была такая предыстория: в 1994 году два продюсера (я забыла, как их зовут) вернулись из Израиля и предложили, чтобы я спела баллады самых известных наших рок-групп. Я тогда для себя открыла «Кино», «Крематорий», Гребенщикова. Борис Гребенщиков даже сказал, что ради такого дела он специально песню напишет. Но к сожалению, все закончилось ничем. Нам прислали факс с договором, а мы тогда по контрактам особо не работали: есть работа, ты собираешь кассу – и все. А тут прислали факс – и все бы ничего, но там был прописан штраф 100 000 долларов, если я вовремя не запишу. Я испугалась, и на этом все закончилось – хотя история была, конечно, очень интересная.

После того как мы записали с Олегом Молчановым два альбома, я предложила сделать рок-альбом «Стая». Аранжировками занимался Игорь Жирнов из группы «Рондо»: там было много живых инструментов, но сведение было не совсем правильное, чуть более электронное. Сделай мы как «Мумий Тролль» или Земфира, которые все в Лондоне сводили, это бы прозвучало лучше. Тем не менее песни получились замечательные, но альбом, к сожалению, успешным не стал. Возможно, потому что публика не захотела видеть меня именно в такой ипостаси; привыкла, что я все-таки у нас ближе к попсе. Но я тем альбомом горжусь.

Сейчас ностальгия по 1990-м хорошо слышна в новой российской музыке. Вы как-то следите за ней?

Если честно, я русскоязычную музыку не слушаю вообще. Не то что мне там что-то не нравится. Просто я воспринимаю голос в песне как инструмент, самый уникальный инструмент. А если я буду слушать русскую музыку, естественно, сразу буду вдаваться в подробности текста и отвлекаться.

К тому же сейчас главное – это аранжировка. Басы, драйв, грув – тоже неплохо. Но новые песни очень сложно воспроизвести по мелодии. Оно заводит, качает, ты танцуешь – но о чем поется, о чем мелодия, понять достаточно сложно. Кстати, оттуда, наверное, и берется ностальгия по 1990-м. Хочется все-таки, чтобы в песне была мелодия. Те же «Руки вверх!» – пускай это в чем-то примитивно, но ты можешь это пропеть, повторить: «И целуй меня везде, 18 мне уже». Не хочу никого обижать, но о многих современных артистах такого не скажешь.