(Не) настоящий ангел

Благо, мои потрясающе тактичные коллеги — амёбы в такой степени, что окружающие их драмы им не интересны.

Пытаюсь глубоко дышать, чтобы немного успокоить желание рвануть сейчас вниз и вырвать кадык одному несносному человеку, умеющему выводить меня из себя, как никто. Только ему известны такие рычаги давления на мою непробиваемую броню, которые напрочь сносят мне мозг. А все потому, что я подпустила его слишком близко. Ошибка номер раз. Позволила себе расслабиться — номер два. Продолжаю вестись на его провокации — три.

И снова хочется курить.

Барабаню по столу пальцами, пытаясь сдержать неистовое желание схватить из сумки пачку и рвануть в курилку. Я же себе обещала. Но какого хрена! Живем один раз, нельзя отказывать себе в единственной радости.

Стягиваю сумку со спинки стула и снова вылетаю из кабинета. Нервно постукиваю ногой по полу, ожидая лифт. Такой взвинченной я не чувствовала себя с того злополучного дня, когда услышала о том, какие навыки Державин считает во мне самыми ценными. Коленно-локтевые, да. Мерзавец и шовинист.

Двери лифта разъезжаются, я ступаю в пустую кабину и нажимаю первый этаж.

Надо было вместо помады использовать ржавый гвоздь. Если что-то Макс в этом мире и любит, так это свою драгоценную тачку. Он бы не пережил ее порчу с последующей перекраской.

Пока цифры на табло сменяются в обратном порядке, в голове возникает сотня способов сделать ему больно. И только половина связана с его машиной, остальные — с непосредственным умышленным причинением вреда здоровью.

Некстати вспоминается и Арсеньев. Тот, кто точно сказал бы, сколько мне светит за лишение Макса потомства.

Почему-то эти двое все плотнее связываются у меня в голове. При мыслях об одном, неминуемо всплывает второй. Может потому, что они чертовски похожи? Оба знатные мудаки. Оба пробрались слишком глубоко в душу.

Лифт останавливает в вестибюле, прерывая мысли, зашедшие не туда. Я выхожу на улицу, в отведенном под курение месте толпится половина бизнес-центра, к тому же тут я в поле зрения мудака Державина, если он еще не вышел с парковки, так что я заворачиваю за угол. Возле черного хода мной было запримечено место с импровизированной пепельницей и иногда я пользуюсь чьим-то приватным местом, чтобы подумать в тишине над своей отвратительной жизнью и наполнить легкие ядом, который должен ее немного сократить.

Роюсь в сумке в поисках пачки, достаю последнюю сигарету (и когда очередная пачка подошла к концу?) и вставляю ее в рот. Господи, а где чертова зажигалка?!

— Черт! — перетряхиваю сумку, раздражаясь все сильнее.

Умела бы плакать, уже пустила слезу.

— Прикурить? — интересуется спокойный голос.

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Тарелкиным. Мать твою, ну почему именно он?

— Спасибо, — вместо того, чтобы разумно бежать, оправдываясь, что вообще-то не курю и меня подставили, вынимаю сигарету изо рта и протягиваю к пламени, любезно предоставленном самим генеральным директором.

Делаю первую затяжку и от удовольствия даже прикрываю глаза. Горьковатый теплый дым прокатывается по легким, расслабляя каждую напряженную мышцу. Открываю глаза и смотрю на Юрия Константиновича. Он садится на выступ цоколя и затягивается наполовину выкуренной сигаретой. Что-то мне подсказывает, что я нашла владельца частной пепельницы.

Мы не произносим ни слова, словно и не беседовали менее получаса назад в его громадном кабинете и вообще не знакомы. По уму бы развернуться, пойти в курилку к рядовым сотрудникам и сделать вид, что мы и не встречались тут. Но какого фига? Новый босс явно не из тех, кто чтит ЗОЖ и гоняет сотрудников за пагубные привычки, а я имею достаточно большие яйца, чтобы не бояться дышать одним с ним воздухом.

— Плохая привычка, — подает голос Тарелкин, туша окурок.

— Я как раз бросаю, — кривлю рот в ухмылке.

— Вот и я, — он собирает разложенные возле пепельницы вещи и встает.

— Могу одолжить одну? — киваю на зажатую в его руках пачку, окончательно осмелев.

Просто магазинов поблизости нет, а я точно не продержусь еще полдня на голом энтузиазме.

Юрий Константинович скептически выгибает бровь, но все равно открывает пачку и протягивает мне. Я нагло ворую у него одну сигарету и тихо благодарю, заглядывая в глаза. Именно этот зашкаливающий по интимности момент, если можно так назвать наши секундные переглядки с боссом на расстоянии вытянутой руки — выбирает Державин, чтобы проехать мимо на своей разукрашенной помадой машине.

Яркая надпись на белом крыле мерса привлекает мое внимание, как бельмо, и я стреляю взглядом на место водителя. Макс ловит мой взгляд в ответ и ухмыляется.

И это в очередной раз выбивает почву из-под моих ног.

— А можно еще одну? — спрашиваю осипшим голосом у генерального, пока пачка сигарет все еще передо мной.

Наглость — второе счастье, чувства — первое несчастье.

Глава 28

Жизнь — долбаный парк аттракционов, и я какого-то черта застряла на Американских горках. Меня уже тошнит и выворачивает, но ноги так ослабли, что не слезть.