(Не) настоящий ангел

Если бы мы могли становиться — остановились. Но разве мчащий на всех порах поезд способен затормозить? Он скорее сойдет с рельс, чем снизит скорость перед препятствием.

А мы абсолютно точно не видим препятствий в данный момент.

Разве что: кресло, стул, стена. Лопатки врезаются в жесткий бетон, выбивая воздух из легких. Этот воздух ртом ловит Антон. Наши языки влажно сцеплены, играют друг с другом, словно старые, хорошо знающие друг друга, любовники. Голова кружится, за веками — непроглядная густая тьма, обволакивающая сознание. Только пульс выбивает слова: ещё, ещё, ещё.

Арсеньев словно слышит этот призыв и стремится исполнить. Сейчас же. Немедленно. Не теряя драгоценных секунд. Платье под воздействием уверенных пальцев слетает на пол, туда же отправляется бюстгалтер, его ладони прочерчивают раскаленную карту на моей коже, бесконечно выбивая из меня стоны.

Я цепляюсь за его плечи, притягиваю ближе, пока каждая кость не трещит под его тяжестью. Мне нужно больше — больше его на мне, под кожей, в легких. Утолить жажду, что терзает годами, целую жизнь. Крепкая рука ложится на шею, сжимает ее, рот покидает рот. Я распахиваю глаза — передо мной чернильная ночь его взгляда. Сумасшедшего. Я тоже сошла с ума. Тянусь к поясу его джинс. Хорошо, что он постарался и облегчил мне задачу, половину обнаженного тела я могу исследовать пальцами по пути. Его пресс подрагивает под моими прикосновениями, пока взгляд буравит взгляд.

Мы сделаем это, сделаем, сделаем.

Снова.

2013 год

Я ненавижу его.

Это невыносимо терпеть.

Смотреть, как он в очередной раз приводит какую-то недалекую девицу, а после слушать из-за стены ее хихиканье, переходящее в стоны — ад. Именно так я представляю себе чистилище. Наверное, я чем-то его заслужила, а раз так — нет смысла притворятся ангелом.

Сердце так ноет в груди, что кажется, разорвет меня скоро на части. Эта тупая боль не снимается ничем: ни временем, ни другими людьми, ни самовнушением. Какой же он тупой козел. Почему они, а не я?

Очередная доза хихиканья за стеной перерастает в крики. Я накрываю голову подушкой, лишь бы не слышать. Сам дьявол расположил наши комнаты за стенкой друг друга. Я съеду. Клянусь, в тот же час, как у меня на руках появятся первые деньги — съеду. Глаза жжет в желании выплакать нарастающую боль, но они, как всегда, остаются сухими. И от этого я злюсь только сильнее. Нет никакого способа облегчить эту невыносимую горечь. Никакого!

Я отбрасываю подушку в стену и вскакиваю с кровати. Очередной крик сопровождается бранным выражением, которое ни с чем не спутаешь. Кого-то послали в пешее эротическое, пожелав в дороге сменить ориентацию. Я прилепляюсь к стене в тщетной надежде услышать больше. Так это были не крики удовольствия, они ругались! Господи, спасибо, спасибо.

Крики удаляются, я беспомощно злюсь, что ничего не разобрать. А затем раздается громкий хлопок входной двери. Такой, что стены сотрясаются. Уверена, весь дом слышал.

Подбегаю к двери и выглядываю в глазок. Эх, не успела. Она уже убежала.

Довольная улыбка растягивает лицо. Может, на этот раз это конец? Зачем ему эта истеричка, что орет по каждому поводу? Все еще вглядываюсь в пустую лестничную клетку, когда прямо перед дверью вырастает мужской силуэт. Очень злой мужской силуэт.

«Ой!» — отпрыгиваю от двери, словно он может меня увидеть.

Антон вдавливает кнопку звонка, квартира наполняется знакомыми переливами. Черт, черт, черт. Даже это он делает зло. Неужели… план сработал?

Я рвано выдыхаю, тихо выпуская скопившийся в легких воздух, оттягиваю футболку на бедрах, быстро стягиваю резинку с волос, чтобы они красиво рассыпались по плечам. И, натянув на лицо маску спокойствия, открываю дверь.

— Ты! — рычит злой, злой Арсеньев.

Сердечко пропускает удар, потом еще один. Я люблю его. Это огромное чувство разрывает меня на части. Почему же ты такой слепой индюк?

— Да-да, — словно не понимая, что происходит, равнодушно изгибаю бровь, опираясь на приоткрытую дверь. И смотрю на него, как на ничтожество, да. Это всегда его бесит, а раздражение — хоть какая-то эмоция.

Ставлю ногу на ногу, футболка достаточно приподнимется, чтобы он увидел, что под ней — ничего, кроме трусиков. И ноги так смотрятся бесконечными, я проверяла перед зеркалом. Но Антон игнорирует мое красивое появление, толкает дверь так, что я от нее отлетаю, и без спроса входит в квартиру.

— Какого хрена?! — ревет он, размахивая лиловыми трусиками в руке.

Мне приходится закусить щеку изнутри, чтобы нервно не засмеяться. Все же сработало.

Я прикрываю за собой дверь, складываю руки на груди, чтобы подчеркнуть, что не весь комплект белья я сегодня надела, и одариваю его равнодушным взглядом.

— Красивые. Решил сменить гардероб? — провоцирую, и это работает.

Арсеньев заливается такой яростью, что аж краснеет.

— Ты на хрена это сделала? — не успокаивается он, тряся моими трусами. — Совсем крыша поехала?!

— Ору как сумасшедшая тут не я.

— Додуматься до такого! Забирай давай, — кидает в меня лиловым лоскутком.