(Не)настоящий парень

Дом — это сладкий сон в любое время года. И чувство полной защищенности.

И я так скучала по этому.

Я просыпаюсь, словно только закрыв глаза, но сразу с улыбкой. Тело затекло, и правую сторону я отлежала, но такой отдохнувшей я себя давно не ощущала. В глаза бьют солнечные лучи — они всегда заглядывают в мою комнату первыми — и даже сквозь прикрытые веки я чувствую тепло на лице. Подушка пахнет маминым порошком, одеяло греет не хуже печки. Я в объятиях мужчины.

Последняя мысль пронзает полусонный мозг и сразу трезвит.

Не верю, просто не верю.

Распахиваю веки и натыкаюсь взглядом на волосатую руку, пригвоздившую меня к постели. А вот и причина затекшего тела, вовсе не сладкий сон. Затылок опаляет ровное дыхание, горячая нога вклинивается между моими, крепче прижимаясь к бёдрам сомнительной выпуклостью.

О, Господи!

И как… что… боже!

Оцепенение держит меня ровно до момента, когда третья нога, упирающаяся в самую мягкую часть моего тела, не начинает дёргаться.

Я отбрасываю с себя тяжеленную руку и принимаюсь истерически выбираться из-под одеяла.

— Где пожар? — хрипит наглец в моей постели, приоткрыв один глаз.

— Ты что здесь делаешь?

— Замёрз, — переворачивается на спину, потягивается.

Одеяло встаёт парусом ровно посередине, и я тут же отвожу взгляд, чертыхаясь.

Да что за мутант, мамочки?

— Ты не мог бы… — слабо мямлю, потирая лоб ладонью. — Не светить тут…

— Утро, Заюш, — улыбается, гад трехногий, закладывая руки за голову. — И теплая женщина под боком. Я не виновен, — подмигивает.

Краснее я уже не стану, да?

— Это неприемлемо.

— Это физиология.

— Я про твое ночное вторжение!

— У тебя сквозит от окна.

— Боже, — обращаю свой взгляд к потолку. — Нечего было геройствовать, лег бы сразу на кровати, — перебрасываю ногу через Вову, спускаюсь на пол, стараясь не смотреть туда, куда приличные девочки и не должны, поправляю пижаму. — Сегодня ночью сама на полу лягу.

— Как скажешь, — бубнит он. — Любой каприз за ваши деньги.

Бросаю взгляд на лицо нахала и тут же смущаюсь. Вова откровенно изучает мои ноги в задравшихся шортах. Скользит выше, оценивая изгиб в пояснице, лопатки и, наконец, достигает глаз. На мой вопросительный взгляд распахивает глаза.

— Что? Люблю кактусы!

— Ага, — конечно, кактусы не могли не впечатлить этот парус. — Надеюсь, сегодня ты не уклюкаешься в слюни и не станешь повторять вчерашний фокус, — говорю с суровым выражением лица.

— Надейся, — хмыкает он, кидая взгляд на вырез майки, когда я поворачиваюсь.

Все тело зудит от этих его взглядов. И жарко, боже, здесь ужасно жарко, какой нафиг сквозняк?!

— Отвернись, я переоденусь, — указываю пальцем на стену.

Светить своими кактусами по всему дому не вариант, тут чужие мужья и дети с несформированной психикой. А судя по оживлению за стеной, скоро и нас будить придут.

Вова закатывает глаза и нехотя поворачивается на бок, укутываясь в одеяло.

— Чтоб ты знала, у меня очень живое воображение, — кидает он из-под одеяла.

— Не сомневаюсь, — вытаскиваю из чемодана старую толстовку и спортивные штаны, скидываю пижаму.

Лифчик, где, блин, чертов спортивный лифчик? Роюсь в чемодане. Помню, что нижнее белье в отдельный пакет складывала. Ой, это не мое белье. Заливаюсь краской, натыкаясь на огромные семейники в сердечко. Боже, это человек-трусы-оркестр.

Цепляюсь взглядом за лифчик, сброшенный вчера на стуле, вспоминаю, что раздевалась в ногах спящего псевдо-джентльмена. Точно.

Упаковываюсь в плотный эластан, принимаюсь за штаны.

— Дети, утро, — раздается стук в дверь и папин бодрый голос.

— Мы проснулись, — отвечаю я, прыгая в одной штанине.

— Как зять, жив?

— Более чем, — кричу я, спотыкаюсь и валюсь на кровать.

Слышится подозрительный хруст и сдавленный стон человека под одеялом.

— Ну, не буду мешать, — смеётся папа за дверью.

— Матерь божья, — Вова откидывает одеяло и сбрасывает с себя мои ноги. — Вредительница, — зажимает рукой самое ценное и скатывается с кровати.

— Прости, прости, — шепчу, прикрывая рот рукой. — Я случайно.

— Так и сломать можно, — кривит лицо полусогнутый раскрасневшийся Курт.

— Может тебе холодное приложить? — предлагаю я.

— Можешь подуть, — поднимает на меня лицо с острой улыбочкой.

Гад!

Швыряю в него подушку.

— Ай! — отбивает ее своим лицом. — Ещё и синяк поставишь!

— Заслужил! — складываю руки на груди. Блин, я же ещё и полуголая тут перед ним. — Отвернись давай, — тянусь к одеялу.

— Не-а, — глаза Вовы загораются, как лампочка в новогодней гирлянде. Он хватает меня за ноги и начинает стягивать с постели. — Ме-е-есть!

Я уворачиваясь, бью пятками воздух, но он цепкий, зараза! Прокатываюсь по одеялу и оказываюсь коленями на ковре, прямо в руках полуголого Вовы. В глаза бьют жёлтые уточки прежде, чем комната плывет, и меня прижимает к жёсткому ворсу. Я тянусь за подушкой у головы, чтобы ударить коварного мерзавца по его наглой улыбающейся морде или хотя бы прикрыться, но тот вовремя реагирует и откидывает ее рукой в угол комнаты.

— Атака! — кричит мой псевдо-парень, принимаясь щекотать мне ребра.