Не небом едины

— О да, складно стелет, не подкопаешься. Но я могу массу причин найти, для чего тебе, милочка, мне врать и корчить из себя мою дочь.

— Спросите бабу Машу в конце концов. Чего я одна за их проделки отдуваюсь. — задохнулась от возмущения Алиса. — Мне то пообещали, что вы обрадуетесь с Плутонием. Мол, я дочка ваша. Вы меня потеряли, искали. А вы? А ты?! Злая и бессердечная ведьма, а не Золушка. — села она беспомощно на рыхлый, мшистый пень и заплакала.

А у меня дрогнуло сердце…материнское сердце, что ослепло и действительно зачерствело от бесконечных предательств и лжи. Я проронила слезу, сделала шаг навстречу беззащитной и смелой девочке, что примчалась меня спасать.

— Алиса, доченька? — всхлипнула я и в ту же минуту ощутила острую, обжигающую боль в спине, падая наземь.

— Мама? Мамочка?! — бросилась ко мне Алиса, и я увидела, как из меня ей на ладони струится кровь.

— Липатов, ты что наделал? Тебя же Бог накажет! — последнее, что я услышала от Изольды, теряя сознание.

* * *

Меня разбудил какой-то назойливый стук. Въедливый стук. Я отмахнулся от звука и от стука, как от липнущей мухи к варенью. Да, от блинчиков Марты с вареньем из белой вишни я бы не отказался сейчас. И от чая травяного, душистого из самовара, что делает тётя Маша, не отказался, а то прохладно как-то. Стук повторился, и я разлепил глаза. «Что происходит? Кому что надо? Какого фига меня тревожат?», — я сонно уставился в окно машины и увидел сотрудника ДПС, размахивающего ничего не сулящим хорошего, отнюдь, не волшебным жезлом. Я опустил окно.

— Инспектор Зарядин, — отдал мне честь здоровяк в форме, — проезд освободите, здесь не положено стоять. Знак видели?

— Слушай, мужик, — я выглянул в окно, воззрился на дорожный запрещающий знак и сообразил, что не соображаю, а чего я собственно сплю, — давно я здесь стою?

— Мы за тобой, — дорожный патрульный кивнул в сторону служебной машины и упитанного коллеги, смачно пожирающего бутерброд и вызывающего рвотный рефлекс, — часа полтора наблюдаем. Ты в порядке? Помощь нужна?

«Знаем мы вашу помощь. Лишь бы бабки содрать. Странно, что в трубочку не попросили подышать. Действительно, лучше без трубочки. А то закроют меня на суточки. А мне Марточку спасать надо. Золушку мою ненаглядную.», — бегло пронеслось у меня в голове, и, потирая глаза, дабы отогнать от себя сон, я миролюбиво попрощался с инспектором, что меня перезарядил по полной программе во всех смыслах.

— Простите, закемарил, — раскаялся я и прикрыл рот, с трудом подавляя зевоту, — впредь не повторится.

— Понимаю, — посочувствовал инспектор Зарядин и участливо провозгласил, — осторожнее на дорогах, — оставляя меня одного, борющегося со сном, и возвращаясь к своему тошнотворному пожирателю.

Я завёл машину, выехал на дорогу и открыл мобильный. Глянул список последних вызовов, окончательно проснулся и чертыхнулся, чуть не въехав в фуру передо мной. Потому что ни звонка от Леонида мне, ни моих звонков тёте Маше и Даниилу не было. «Что это значит? Что происходит?», — вскрикнул я, и пробка загудела отрывисто клаксонами машин под мой крик.

Глава 50

— Да еду я, еду! — я заскрипел зубами и надавил с остервенением на газ. — Спешишь к своему папику отработать машинку с правами ротиком? — спросил через зеркало брезгливо у пергидрольной блондинки с огромными, необъятными малиновыми губами на внушительном розовом внедорожнике, которая сигналила сзади, будто она меня могла услышать.

Водители соседних машин тоже словно сговорились и без устали принялись сигналить, надавливая на свои клаксоны до посинения, что те загудели в унисон долгим, беспощадным звоном, не давая мне ни на минуту сосредоточиться и понять, что же за бесовщина со мной претворилась.

— Выключите вы свои бибикалки, — стукнул я по рулю, перестраиваясь на соседнюю полосу и лавируя между машинами, — куда торопитесь, на тот свет? Все же стоим в одной пробке. Чего сигналить и душу рвать?