– Со старшими, с родителем не раз бывал в этом скиту, оттуда отец взял книгу черную маленькую. Я сам ее видел, но в руки мне ее подержать не дали, видел и складень – очень красивый, и крест золотой. А на избушке Кузнецова и по сей день прибиты удивительные петли – самодельные, снятые со скита в Кожиме.
– Из Аньюдина ушли Бажукова Евдотья с двумя дочерьми. Младшая была маленькая. Ушли в лес, скрылись от всех. Когда на них наткнулся охотник, мать уже умерла, старшая дочь лежала в корыте – умирала, а младшая еле ползала по земляному полу. Всех их там и похоронил затем этот человек.
– На Верхней Вачжиге был скит, там один с кордона нашел деревянную соху, прислоненную к дереву, среди молодой поросли. На Лун-воже, на притоке Шежима находили лапти, висящие прямо на верхушках подроста. Верно, и здесь жили ушедшие от людей староверы.
– В ските на Кожиме были полуземлянки и избушки, сейчас все завалились.
– А вот его староверка-мать жить в миру не хотела, она пошла в лес умирать.
– Из Сарьюдина ушел с семьей Мезенцев Иван Петрович. Ушел на Косью, где основали свой скит и жили. Их долго искали в лесу. Даже самолетом искали. Через 2–3 года нашли, арестовали. Посадили.
Верно все оказалось. Кто рассказывал, тот знал по себе. Один выжил ребенком в глухой тайге, другой мальцом хоронил тела последних умерших, родителей и сестер. Выходили к жилью, спасались ради Бога корочкой хлеба, а где и шишкой, и дохлым ежом. Хуже других пришлось тем, кто вышел из тайги к кандальным баракам, на обширные лесоповалы и штрафные лагпункты. Это отдельный тяжкий разговор. Но выжили.
В этот раз из гостинцев он вез с собой кое-что из полагающегося к поминальному столу. Медников хорошо помнил обычаи поминания, принятые у них в деревне. Поминки повторные, годовые собирают так же, как и первые "горячие", которые справляют в день похорон. Обязательно надо быть на поминках в доме покойной, это по родственному обычаю. Иного старики и не поймут. Надо ли быть на богослужении, посмотрим.
В старообрядческих селах и в годовину на поминальном столе обязательно должна быть кутья из зерна с медом, оладьи, щи, лапша, каша. Кашу в деревне называли выгон: когда ставят кашу, дают понять, что конец поминок, пора и честь знать. Кашу полагается съесть до конца, «чтоб горя не было». Непременно поставят соль, суп, пирог, печиво. Ложки на поминальный стол кладут вниз донцем, а вилки класть нельзя, грех. Перед трапезой старшие женщины читают молитву. Все крестятся перед каждым блюдом:
– Господи Исусе Христе сыне Божий, помилуй нас, – и кутью передают вдоль стола по солнцу. После нее приступают к другим блюдам. Много строгих правил, а присмотришься – все толковые подсказки растерянному человеку.
Медников в такую дорогу взял с собой водителя, серьезного опытного профессионала из своих коллег, званием пониже. Несмотря на маленькое звание, все его звали Анатолием Захаровичем за серьезный взгляд на вещи и основательную повадку. С надежным попутчиком в дороге спокойнее. Решили меняться за рулем, чтобы не заснуть и зря не останавливаться в пути. Выехали вовремя, с рассветом, проскочив все московские пробки, кольца, и скоро были уже на широком ухоженном шоссе – последнем куске приличной дороги. А впереди две тысячи верст, и мороз.
Мороз настоящий. То ли еще будет за Великим Устюгом.
Когда добрались до Сыктывкара, бортовой термометр машины показывал минус 32, и продолжало холодать. И связь барахлит. Удивляться нечему, связь и в городах бывает неважная, а тут где они, города? Так и промахнешься, уедешь на Северный полюс, не заметив Ухты. За Печору, за Тиман, мимо ненцев, в Баренцево море.
Туда добрались без приключений. Тяжелая дорога, суровый зимник расслабляться не давал. Медников напоминал Анатолию Захаровичу, своему напарнику-водителю:
– Там, впереди, дороги будут поуже и грубее. А поддерживают они свой зимник простым, как правда, способом: пускают по трассе трактор с бульдозером, чтоб очистить путь от снега. Сколько бульдозер освободит, и есть дорога. Чтобы двум фурам разъехаться, местами делают «карманы», куда можно загнать встречную машину. Понятно, такое проходит на дорогах, где встречные ходят не часто. Этим манером прокладывают зимники еще с советских времен, времена меняются, способ не меняется.
По приезде завертелось, пошли обычные поминальные хлопоты. На теткиной могиле по просьбе Игоря поставили большой деревянный восьмиконечный крест из новых белых брусков. Крест был сработан добротно, по уставу, с косой поперечиной, обернутой верхним концом влево. По старой канве полагалось строить на могиле домовину – низкий сруб в два венца из тесаных бревен, переложенных берестой, но Игорь не настаивал. А вот крест над могилой решил поставить уставный, с треугольным скатом на вершине.
– Когда будет огненный дождь, крыша и спасет умершего, и раскаленные камни, падающие с неба, сразу на землю не упадут, а ударятся о дерево. – Так говорили старики, вторя прежним наставникам.