– А что говорит градусник? – Захарович сделал вид, что не услышал замечания: пока начальник не пристегнут, водителю ремень не полагается.
– Градусник нас радует – минус 34 градуса по Цельсию. К ночи может похолодать.
Новый поворот. Слева показалось русло замерзшей реки, такое же белое, как и все вокруг, только ровное, словно скатерть.
– Река, что ли? – оживился Захарович.
– Река.
– Интересно, лед толстый? По такому ровному ездить можно.
– Мелкие реки до дна промерзают, сплошной лед, как камень. А эта быстрая, здесь могут даже в морозную зиму оставаться промоины. Но местные ребята ездят и по льду, не боятся.
– Так они свою реку знают, – с сомнением произнес водитель.
– Верно. Мы на лед не полезем. Не знаем броду.
– Это в смысле по своей воле, – нервно рассмеялся Анатолий Захарович.
Впереди дорога пошла с подъемом, огибая круглый холм, и дальше уходила вроде вправо, прячась за деревья. Медников прикинул, что там трасса будет лежать по высокому берегу реки. Нехороший поворот, с подъемом. Что там дальше, не поймешь.
Медников уверенно держал руль, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям и посматривая на указатель уровня солярки – ее оставалось впритык до Ухты. Правильно говорят опытные водители– аварию ничто никогда не предвещает.
Справа между елками мелькнул залепленный снегом знак, поворот на гребне холма и еще короткий поворот. Тут Медников уже все понял, и пошли те самые секунды. Вот сейчас машина ведет себя стабильно и послушно на скользкой дороге, и вдруг начинает срываться в занос на повороте, а слева обрыв, не обрыв, но высокий берег, высоковатые тут у вас берега для прыжков, пристегиваться надо, вот что я вам скажу, товарищи. Оч-чень стабильно ведет себя на скользкой дороге, и летает с обрывов стабильно по плавной дуге. Но очень быстро.
Внедорожник вынесло влево за обочину, он взлетел над обрывом, сделал полный кульбит и лег на откос правым боком, съехал с нехорошим стеклянным треском, скрипом, визгом, боком по льду, крутанулся юлой и замер.
Тишина.
– Толя, ты живой? Доложись.
– Живой, – Захарович ответил с задержкой, и голос его Медникову не понравился.
– Что болит?
– Дышать тяжело, и сбоку больно.
– Так. Ты доложись. Живой?
Водитель посопел, ответил без энтузиазма:
– Живой. – Его голос Медникову не понравился.
– Что чувствуешь?
– Дышать тяжело. И в боку болит. ыыыысаы ребра раньше ломал?
– Ломал. Похоже.
– Ясно. Давай проверять руки-ноги.
Медников начал приходить в себя и оценивать ситуацию. Машина лежала на правом боку, и Медников не придавил телом своего раненого товарища только потому, что навалился на жесткий подлокотник. Подлокотник оказался качественный, прочный. И, слава Богу, оба живы.
– Толя, полежи-ка, не шевелясь. Я попробую выбраться аккуратно.
– Ты сам как?
– Пока, кажется, цел. Сейчас уточним. Вот локоть только. – Он стал осторожно выбираться наверх, опасаясь задеть Захаровича. Вылезать оказалось проще, чем он думал – переднее стекло при ударе вылетело целиком и теперь медленно крутилось на льду. Остановилось.
Медников хмуро глядел на стекло, связывая факты в одну картинку. Картинка получилась такая. Машина на боку. Водитель ранен и явно нуждается в помощи. На дворе минус тридцать пять с ветерком. Стекла в машине нет, значит, в машине температура та же. Дорога не шибко оживленная, машины ходят редко.
Надо быстро принимать меры.
Но сначала закончим с личными делами. Он достал телефон и набрал телефон Марины. Никто трубку не взял. Он быстро набрал коченеющими пальцами короткую эсэмэску «Позвони мне».
Уже потом проверил, цел ли сам. И занялся неотложными мерами.
За этот нелегкую ночь он еще несколько раз звонил Марине. Ответа не было.
В чистенькой районной больничке Медников сидел на единственном стуле в приемной главного врача и хмуро смотрел в глубину ярко освещенного коридора, куда увезли на каталке Анатолия Захаровича. Дежурный ночной доктор сначала присматривал, как Медникову густо мажут руки желтой мазью, сильно напоминавшей вазелин, а потом ушел в палату, куда увезли пострадавшего водителя. У того были сломаны два ребра, подозрения на перелом стопы не подтвердились, просто сильный ушиб. Захаровичу было велено оставаться на койке еще пару дней, точнее, на этом настояли вдвоем доктор и Медников.
Руки Медников подморозил, пока возился с тросами, вытягивая машину по крутому склону. Пришлось долго голосовать на пустом шоссе. Первый самосвал, который остановился на поднятую руку, был порожний и вытащить внедорожник наверх не смог, сам юзом скатывался к обрыву. Уже в сумерках подошел груженый лесовоз, водитель молча кивнул и взялся за дело.