Не нужный Богу

Она не хотела ехать в его райское заточение. Объяснить своих планов не мог по понятным причинам, но и уговаривать и убеждать не умел: приказал, принудил, сломал бабское упрямство. И вот получил!..

«Дети где? – искал следы их присутствия и не видел. – Сбежали, значит, паршивцы!

Не осуждал, и даже гордился их непослушанием, видя в этом силу характера. Сам был таким! Но с ними – позже. Жена как?.. Знает или…

Он подплыл к ней, коснуться, но это новое проявление чувств показалось неестественным. Ведь любил её! И всё-всё в ней… Придав себе человеческий облик, подошёл к ней со спины и повёл руками по плечам, губами и носом опустился в ее волосы. Запаха не уловил, но мысли её пьяной полудрёмы насторожили и озадачили.

«Это о ком она так вспоминает? Ведь не Я там, толстопузый. А без пуза она и не знала меня. Выходит, был у неё кто-то?

«А как не быть, если купил её?!

«Купил! Иначе бы шлюхой стала. А кто это со мной говорит?

«Совесть пробудилась. С ней и говоришь.

«Какая ещё?., – всматривался Загрёба во всё окружающее, но шаров не увидел и смиренно признал сложность Души. Вспомнил, что когда-то она долго мешала действовать в бизнесе. И поняв это, придавил её, вытравил из себя и забыл навсегда. А она, оказалось, жила в нём, как незримый счётчик грехов. – Ну, изменял иногда. Когда надо было… Её-то любил… А она – о тощем грезит. Что вспоминает-то? Трястись начала…

В её грезах увидел мрачный дворик в колодце между четырех стен сырых и серых Питерских дворов, корявое и тощее деревце рябинки, склонившейся над скамьёй перед детской песочницей. Она стоит под рябинкой в перламутровых туфельках, в белом платье с жемчужным ожерельем под гордо поднятой головой, и парень – сидит на скамье с пачкой перевязанных старых книг, тощий, жалкий и ерепенистый. Колет её укоряющими взглядами и говорит, строчит длинными фразами про служение народу, стране, ответственности…

Как же была она хороша. Отметил, что вовремя приодел её. Величавой принцессой стоит, недоступная его пробивным словам, которым сам уже не верит, теряя надежду. Молча дослушала его и, отрицательно качнув головой, пошла от него к проезду их питерского двора.

«А что же сейчас жалеет?.. Делал всё, что хотела, мечтала, придумывала. Поощрял придумки… Не всё же тратить на бизнес, нужны элитные удовольствия. Всё самое-самое изысканное, модное, вкусное, сверхдорогое… Вертолёт, яхта… А где она, кстати?.., – скользнул взглядом по пустой пристани, и вспомнил слова Толяна, что нет уже его миллионов, к которым хотел сбежать. – А что осталось?

«Врал, что сам всё заработал, а оказалось, скупал на их деньги, не выполнив условий…

«Каких условий? – возмутился он и заставил её напрячься в разглядывании воспроизведенных в памяти бумаг, поданных каким-то мелькнувшим кругленьким юристом. Английский-то не изучала толком и долго пялилась в мелко напечатанные строчки документа, не понимая смысла слов. Но он всё сразу уловил и понял, почему им нужна была его смерть. Сам не должен был соглашаться с этим пунктом, когда подписывал. Дур-рак!

Она тут же подхватила возникшие в голове слова, принялась мстительно добавлять эпитеты: толстолобый брюхан! Он же не думал, а только хапал. Заглатывал, как зверь с крючком. И поймался, дубина!

«Что осталось-то?..

«Осталось… На тыщу лет, если сынки не промотают, – поднялась она и, забрав бутылку, пошатываясь, пошла в палаццо. – Отец – хапал, дети – транжирят. Удивлять хотят, дурачьё..

«Надо же приструнить…

«Ка-ак? – задумалась она, ведя разговор сама с собой. – Он не мог справиться… Не удосужился. И поощрял, дурак!

«Может, поумнеют после смерти отца.

«Балбесами выросли в колледжах заграничных. Ведь умоляла, не отправляй!.. Росли бы под присмотром. Ну, я же не авторитет. Всё сам решал… И убили, как кабана.