Все мысли превратились в одну путаницу, где каждая нить давала не лучшую развязку событий. Арсений впился пальцами в руки Макаренко в попытке убрать их от своего горла, но все провально.
Чуда не произойдет.
- Слушай сюда, - Влад впечатал голову брюнета к стене, от которой осыпалась старая краска, - ты поплатишься за все. Клин клином вышибают, ублюдок.
Голубоглазый пытался сглотнуть накопившуюся во рту слюну, но сделать это крайне трудно, поэтому со всей ненавистью плюнул ей в лицо Макаренко младшего, не думая о последствиях.
Это привело парня в бешенство, и его ярость превзошла все границы. Теперь он искренне ненавидел Попова, а не делал, как его отец.
Что ж, он сам начал рыть себе могильную яму.
Холодная сталь ножа коснулась шеи беспомощного мужчины, из которого таблетки выкачали всю былую энергию. Сил на то, чтобы защищаться, уже не осталось. Организм ослаблен и не хочет помогать голубоглазому. Жаль, слишком жаль, до боли в ребрах жаль, ведь надежда на то, что парень блефует, жила в сердце Попова до последнего мгновения, того самого, когда острие соприкоснулось с бледной кожей.
Арсений искренне не понимал, за что ему все это. Наверное, просто отказывается верить в то, что он точно такой же грешник, как и все шагающие по этой Земле люди.
Но на себя сейчас было полностью плевать.
Арсений открыл рот в немом крике из-за боязни за своих друзей – Сережу, Соню и Антона… Все чувства вылились в головную боль и пульсирующие виски. Было ужасно плохо, что хотелось закричать во все горло, но сил не осталось даже на такие эмоции. Слишком больно. Похоже, все таблетки врачей, отключающие эмоции, лишь формальная ерунда по сравнению с этим угнетающим чувством тревоги.
Ты дошел до конца, но не выиграл игру, прими мои соболезнования. Пустословы поплачут вместе с твоей семьей, которой уже нет и в помине. Они принесут цветы на могилу твоей мамы, все в черном, потому что, Попов, ты теперь мертв для них. Мертв для тех, кто откроет бутылку и выпьет немного в твою память.
***
Антон смог уснуть только к трем часам ночи. Он измотался ночными прениями и домыслами, поэтому надеялся поспать подольше, забыв, что это не их с Арсом уютная квартира, а тюрьма, где сидеть им придется восемь лет. Но нет, никто не верил в эти цифры. Шастун отчего-то всем сердцем надеялся, что скоро должно произойти хоть что-то хорошее. Он всегда это делал. Просто из тех людей, что, почувствовав первые капли дождя на своем теле, недовольно морщат нос и хлопают рукой по карманам. Странная особенность - все еще верить в чудеса. Чисто рефлекторно. Конечно же, он осознавал, что зонта у него с собой нет, к тому же в кармане куртки.
Но всем планам об относительно нормальном сне помешал чей-то голос, который приказным тоном просил Антона Шастуна срочно подняться и следовать за ним.
Сонно разлепив глаза, как котенок, Антон поднял взгляд на этого стражника царства Морфея. Однако, посмотрев на его лицо, Шастун решил мысленно называть его очкариком.
Это все же тюрьма, и шутки здесь плохи, поэтому долговязый парень с горем напополам окончательно проснулся и присел на кровати.
- Вас попросили для личного разговора, пройдемте со мной, - вежливо повторил мужчина, смотря на то, как изумленный Шастун взглянул на часы, чьи стрелки показывали без десяти шесть утра.
Первой мыслью Антона было то, что это Макар будет опять к нему докапываться и внушать ему свое мнение, но как только он зашел в комнату, такое предположение сразу отклонилось.
Помещение было пусто. И кто тогда его ждал?
- Это мне нужно с тобой поговорить, - мужчина поправил очки и жестом попросил Шастуна присесть за стол.
Почему Антона уже ничего не удивляет? Ах, да, ему же просто поебать на все.
- Тебе просили передать это, - очкарик протянул конверт своему собеседнику. Антон был в наручниках, но на этот раз руки не завели за спину, благодаря чему можно было вскрыть письмо, только с огромным неудобством. - Меня зовут Дима Позов, кстати.
И в этот момент Антон подумал: “Мне похуй, кстати.”
Больше всего его волновало содержание письма, даже руки немного трясло. Он же еще не знает, о чем там будет сказано.
Наконец в радужке глаза отразились буквы письма.
«Я помню, как нашел тебя. С тех пор мы были неразлучны. Это стало толчком в новую жизнь, ведь рядом с тобой я чувствую уверенность и силы, чтобы делать самые безумные поступки.
Я никогда раньше, с той самой минуты, как покинул Омск, не мог заставить себя улыбнутся. Зло смотреть в зеркала и разбивать их на мелкие осколки – это дело потеряло смысл, как только мы встретились, ведь отучить тебя курить стало моей целью, а если учесть твой характер, то на это уйдет лет десять.
Я думал, что у нас есть много времени…
А помнишь, как пришел весь раздраженный из-за своей татуировки? Я подумал секунд пять и без сомнений сделал себе такую же, дурачок. Да вообще, если подумать, с тобой я догнал упущенные детские годы, ведь мне пришлось взрослеть слишком рано, а ты не требовал от меня серьезности. С тобой было так легко, будто мы знаем друг друга с рождения.