Не открывая лица

Несмотря на угрозы полицаев, жители сел давали приют горожанам, подкармливали их, делясь последним и отрывая иной раз кусок от своего рта.

Немало таких мешочников ночевало в Ракитном и в ту ночь, когда Сокуренко получил приказ произвести тщательную облаву.

Среди них был пятнадцатилетний хлопец — неунывающий, веселый.

Он постучал в хату Ольги Чумаченко поздним вечером. Хозяйка и ее старшая дочь Надя целый день работали на станции — как раз сегодня им выпала очередь идти на очистку станционных путей. Вернулись домой усталые, промерзшие и злые. На хозяйстве оставалась младшая дочь — черноглазая Галя. Семья поужинала сваренной Галей постной пшенной кашей и уже готовилась ко сну. Тут кто-то громко и требовательно забарабанил в дверь.

— Снова полицаев черт несет, — сказала Ольга. — Открой, Галя.

Но вслед за девочкой на пороге появился не полицейский, а низенький, запорошенный снегом подросток с тяжелым мешком за плечами. Он быстро, чтобы не впустить за собой холодного воздуха из сеней, захлопнул дверь и с улыбкой на курносом белобрысом, обожженном морозом лице, весело, точно старых знакомых, оглядел хозяйку и ее дочерей.

— Добрый вечер! Разрешите, если не выгоните, воды в вашей хате напиться, а то душа к костям присохла…

— Примерзла, может? — спросила хозяйка, недовольно оглядывая хлопца.

— Ага, — засмеялся хлопец, стягивая с головы суконную без меха шапку-ушанку. — Растерялся и не то слово выпалил.

Он еще раз без смущения оглядел хату, суровую хозяйку. Надя, понимавшая мать с полуслова, молча, не глядя на хлопца, подала ему эмалированную кружку воды.

Подросток не спеша отпил несколько глотков, сладко зажмурился, одобрительно качнул головой.

— Ох и жирная!

Стоявшая рядом с матерью пугливая Галя прыснула смехом.

— Чего еще выдумал? — строго спросила Ольга.

— Говорю, вода у вас хорошая — жирная… — вполне серьезно пояснил хлопец.

Тут уже и Надя не сдержала улыбки.

— Где-то, видно, сытно пообедал, — вздохнула Ольга и поджала губы. Она догадывалась, что хлопец будет проситься на ночлег и решила ему отказать. Пусть идет в те хаты, где есть мужчины.

Но хлопец точно не замечал, что хозяйка настроена к нему недружелюбно. Он сделал шаг вперед и, отхлебывая из кружки, доверительно произнес:

— Верите, тетя, со вчерашнего вечера во рту крошки Не было.

— А воду пьешь…

— Ха! — удивился хлопец и взглянул на Надю, как бы приглашая девушку высказать свое мнение. — А разве вы не знаете, что две тонны воды заменяют сто пятьдесят граммов жиров? Не верите? Ого! Немецкой наукой доказано… А как же! Ученые брехать не будут.

Теперь уже смеялась вместе с дочерьми и Ольга. Она сама любила острое, меткое слово, шутку. Но хлопец даже не улыбнулся, он только как бы обиженно хмыкнул носом. при этом ноздри его смешно задвигались.

— Э, — уже весело сказала хозяйка, — невыгодный ты у нас гость: воды тебе не успеем носить.

— А вы не бойтесь, тетя, — отхлебывая из кружки, хлопец лукаво взглянул на младшую дочь Ольги, не спускавшую с него глаз. — Когда мне сильно есть захочется, я к речке или к колодцу сбегаю. А это так… чтоб аппетит не пропадал.

— Хватит языком молоть, — засмеялась Ольга. — Ты, вижу, живешь по присказке: “Дайте воды напиться, потому есть хочу так, что даже и переночевать негде”. Куда тебя девать такого?.. Снимай свой мешок.

Хлопец не стал ожидать вторичного приглашения. Он развязал тонкий крепкий шнурок, служивший ему пояском, скинул ватную куртку и оказался в холщевой, заправленной в суконные брюки рубахе с украинской вышивкой.

— Документы у тебя есть какие-нибудь? — озабоченно спросила Ольга. — Как бы полицаи…

— Чего, чего, а этого добра у меня хватит, — шутливо успокоил ее подросток. — Наш начальник городской управы мне троюродным дядей приходится — любой документ выпишет.

Он крепко растер руками свое все еще малиновое от мороза курносое, обрызганное мелкими золотистыми веснушками лицо, с удовольствием потер руки, еще раз хозяйским глазом оглядел комнату.

— А ну-ка, давайте мне, девчата, молоток, клещи, гвозди, весь инструмент, какой в хате есть.

— Зачем тебе?

— Вижу работу. Вон держаки на рогачах обгорели, шатнется — еще чугунок с борщом опрокинете, табурет косой — надо гвоздем ножку прихватить.

И хлопец, сняв ухваты с ручек, начал строгать обуглившиеся древки. Через полчаса все ухваты были заново насажены, шатавшаяся ножка табурета укреплена, порог двери для сохранения тепла обит толстой соломенной косой, на сапоге у хозяйки красовалась небольшая, пришитая тонкой дратвой заплата. Работа горела у хлопца в руках, он то и дело отпускал всякие шутки и, смахивая рукавом рубахи капельки пота, выступившие на носу, хвастливо заявлял: “Эх, жалко, что куска олова и соляной кислоты под рукой нет, а то бы я вам всю худую посуду запаял”.

— Вот ты говоришь: немцы придумали — вода заменяет жиры… — сказала хозяйка, смеясь глазами. — Хорошо, заберут у нас немцы зерно, скот, птицу, оставят нам воду. Ну, а выпьем мы всю воду в колодцах, тогда что?

— Тогда, — не моргнув глазом, ответил хлопец, — тогда всех наших людей немцы переселят к большим рекам, морям.

— В море вода соленая.