Не открывая лица

— Три дня назад, — сказал он солдату после этого. — вы стояли ночью на посту у склада боеприпасов и передали своим сообщникам несколько ящиков. Отпирательство — бессмысленно. Нам все известно.

Прием Шварца удался. Эрлих был ошеломлен и решил, что его игра проиграна. Он, видимо, был совершенно неопытен в таких делах. Бледный, беспомощно щуря свои близорукие глаза, солдат вытер платком выступившую на губах кровь и произнес со спокойствием обреченного:

— Тем лучше, господин обер-лейтенант, значит, вы не станете утруждать себя лишними вопросами и мне не нужно будет что-либо вам рассказывать.

Но, получив от солдата это косвенное признание, Шварц не мог от него добиться больше ничего. Эрлих отрицал связь с какой-либо подпольной организацией, он называл себя “гуманистом”, “совестью немецкого народа”. Он говорил о трагедии нации, о коричневой чуме, о позоре тех, кто дал миру Гете и Бетховена.

— Свинья!! — заорал было на него Шварц. — Как ты смеешь болтать о нации, мерзавец, если патроны и гранаты, которые ты передал партизанам, будут использованы ими для убийства немецких солдат!

— Но разве я повинен в гибели сотен тысяч немцев? — возразил на это Эрлих, широко раскрывая свои безумно кроткие глаза. — Кто превратил нашу молодежь в убийц, кто толкнул ее на гибель? Такие, как я? Нет! Голос настоящих немецких патриотов сейчас не слышен за треском барабанов. Так слушайте партизанские выстрелы, взрывы гранат. Может быть, они вас чему-либо научат, научат раньше, чем вы погубите миллионы немцев. Убийцы — вы!

Короче говоря, Эрлих был помешанным. Обер-лейтенант остался глубоко уверенным в этом. Эрлих и следователю гестапо городил всякую чушь, пока ему не заткнули рот кляпом. Но о своих сообщниках солдат так ничего и не сказал. Он умер при очередной пытке. Гестаповцы переборщили…

Воспоминания об Эрлихе не улучшили настроения обер-лейтенанта. Ему казалось, что он и сейчас видит перед собой бледное лицо солдата, разбитые в кровь губы, его глаза, полные ненависти и презрения, горящие фанатическим огнем. Он, видите ли, спасал нацию от коричневой чумы. Жалкий неврастеник с вывихнутыми мозгами, идиот, философ!

Шварц быстро ходил по комнате, раздражение его увеличивалось. Он решил вызвать фельдфебеля, ему нужно было на ком-либо сорвать свою злость.

Появился рыжий верзила — фельдфебель Штиллер. Он осторожно обошел ковер и остановился в трех шагах от офицера, с солдатской готовностью воззрившись на начальство.

— Штиллер, кто у нас в роте прилично знает русский язык?

— Прилично? — фельдфебель слегка оттопырил мясистые губы. — Кроме вас, нет никого. Я знаю немножко, но… разве я могу сравниться с господином обер-лейтенантом?

— Ну, а кто из солдат хотя бы плохо, но умеет изъясняться с местным населением?

— Смотря какие слова, господин обер-лейтенант. — Штиллер ухмыльнулся. — “Стой!”, “Руки вверх!”, “Сало”, “Гусь”, “Яйка” — эти слова знают все наши солдаты. О, они мастера на эти слова! Наш Винкель уже почти собрал на шестую посылку…

— Та-ак… — Шварц холодно взглянул на подчиненного. — А как у вас идут дела с разоблачением нашей уборщицы Оксаны?

— Как будто намечается успех.

— Да-а? — слегка приподнял брови обер-лейтенант.

— Вчера я третий раз провожал ее домой и вел уже более откровенный разговор. Гы! — Штиллер засмеялся и тряхнул головою. — Я намекнул ей, что войну с русскими считаю опасной авантюрой и неблаговидно отозвался о фюрере.

— А она? — Шварц не спускал глаз с фельдфебеля. Казалось, его очень заинтересовало сообщение Штиллера.

— Она сделала вид, будто не поняла, начала расспрашивать, скоро ли я буду офицером и прочее в ее стиле. Но я заметил, что она очень внимательно посмотрела на меня… По-моему, клюнуло. Дайте мне неделю-две сроку, и я вам покажу, что это за птичка…

— Вы уверены?

— О да! — ухмыльнулся фельдфебель. — Главное теперь — не спугнуть…

Едва приметная усмешка мелькнула в глазах обер-лейтенанта. Он неторопливо подошел к столу, отпер боковой ящик и извлек из толстой папки небольшой листок.

— Я прочту вам, Штиллер, любопытный для вас документ. Он написан по-русски. Перевожу: “Коменданту, обер-лейтенанту Шварцу от жительницы села Ракитное Оксаны Стожар”. Вы слушаете, фельдфебель?

— Да, я весь внимание. — Фельдфебель стоял на вытяжку. Он знал, что когда командир роты начинает говорить таким сдержанным тоном, слегка растягивая слова, нужно ожидать серьезной взбучки.

— “Донесение номер…” Номер не имеет значения. “Имею честь донести вам следующее: сегодня господин Макс Штиллер снова провожал меня и заявил по секрету, передаю его точные слова, — “Фойна на большефик Россия ест авантюр…” Вы говорили это, Штиллер?

— Да… — кивком головы подтвердил пораженный фельдфебель. — Именно так я говорил…

— Читаю дальше: “Гитлер ест польшой свинья. Скоро фашиста капут”. Вы говорили и это, Штиллер?

— Но, ради бога, господин обер-лейтенант… — взмолился Штиллер. Лицо его приобрело такой пунцовый цвет, что крупные бледные веснушки сразу же стали незаметными. — Ведь я говорил это по вашему приказанию… Я…