– Я тебе доверяю, Нап. Ты из полиции, но, по-моему, Хэнк не возражал бы против того, что я передаю это тебе.
Он открывает сейф, где-то в глубине перебирает его содержимое – я не подглядываю – и вытаскивает видеокассету. Меня словно шлепнули по лицу. Дежавю! Пленка перематывается назад – прости за игру слов, Лео. Я помню, как отец купил тебе в десятом классе камкордер «Кэнон ПВ-1». Ты чуть с ума не сошел от радости. Некоторое время ты снимал все подряд. Ты захотел стать режиссером. Говорил и говорил о документальном кино. От этой мысли я снова чувствую боль.
Кассета, которую передает мне Дэвид, в красном пластиковом футляре, на нем написано: «Макселл, 60 минут» – точно такими и ты пользовался. Конечно, не ты единственный в те дни пользовался кассетами «Макселл». Они продавались повсюду. Но увидеть такую кассету по прошествии стольких лет…
– Ты ее смотрел? – спрашиваю я.
– Он просил меня не смотреть.
– И ты даже не представляешь, что на ней?
– Ни малейшего понятия. Хэнк просил меня сохранить ее.
Я смотрю на кассету еще секунду.
– Может, она не имеет никакого отношения к делу, – говорит Дэвид. – Я хочу сказать – я слышал об этом ролике про то, как он обнажается.
– Это была ложь.
– Ложь? Кому понадобилось так его оболгать, черт побери?!
Дэвид – друг Хэнка. Я в долгу перед ним. Я вкратце рассказываю ему про идиотские мотивы Сюзанны Хэнсон. Дэвид кивает, закрывает сейф, поворачивая диск.
– У тебя нет ничего, на чем бы это можно было посмотреть? – спрашиваю я.
– Нет, не думаю. Нет.
– Тогда поищем, где есть.
Элли по телефону отвечает мне:
– Боб нашел в подвале старый «кэнон». Он, кажется, в рабочем состоянии, но, наверно, ему нужна подзарядка.
Я ничуть не удивлен. Элли и Боб ничего не выбрасывают. И что еще тревожнее, у них все разложено по полочкам, поэтому даже старая видеокамера, которая десять лет не видела белого света, лежит себе с аккуратным ярлычком. И шнур для зарядки хранится при ней.
– Я могу подъехать через десять минут.
– Останешься на обед?
– Зависит от того, что увижу на кассете, – отвечаю я.
– Да, верно, это разумно. – Элли слышит что-то в моем голосе, она знает меня слишком хорошо. – Все остальное в порядке?
– Потом поговорим. – Я отключаюсь первым.
Дэвид Рейнив за рулем, держит его, широко расставив руки.
– Я не хочу устраивать ничего из ряда вон, – говорит он. – Но если близкой родни у него нет, не мог бы ты отправить тело в похоронный дом «Финис», когда вы закончите, а счет выставить мне?
– Его отец вернулся, – напоминаю я.
– Ах да! – произносит, нахмурившись, Дэвид. – Забыл.
– Думаешь, он не станет заниматься похоронами?
– Он всю жизнь предавал Хэнка, – пожимает плечами Дэвид. – С какой стати он теперь будет вести себя иначе?
Хорошее соображение.
– Я проверю – скажу тебе.
– Я могу сделать это анонимно, если такое возможно. Позову ребят-баскетболистов. Отдать дань уважения. Хэнк этого заслуживает.
Не знаю, чего люди заслуживают, чего не заслуживают, но меня все устраивает.
– Для него это было бы важно, – продолжает Дэвид. – Хэнк всегда чтил ушедших: свою мать, – голос Дэвида смягчается, – твоего брата, Дайану.
Я молчу. Мы проезжаем еще немного. Я держу кассету в руке. Напрягаю все мозги, размышляя о том, что он сказал, и спрашиваю:
– Что ты имел в виду?
– О чем ты?
– О том, что Хэнк чтил мертвых. Моего брата и Дайану.
– Ты серьезно?
Я смотрю на него.
– Хэнка потрясло то, что случилось с Лео и Дайаной.
– Но это не то же, что «чтить».
– Ты и вправду не знаешь?
Я предполагаю, что вопрос риторический.
– Хэнк почти каждый день ходил одним маршрутом. Ты ведь это знаешь?
– Да, – отвечаю я. – Он начинал с Тропинки у средней школы.
– А ты знаешь, куда он выходил?
Вдруг словно кто-то холодным пальцем проводит по моей шее.
– На железную дорогу, – произносит Дэвид. – Прогулка Хэнка заканчивалась ровно на том месте… ну, ты знаешь.
У меня в ушах гудит. Мои собственные слова теперь доносятся до меня словно из далекого далека.
– То есть Хэнк каждый день начинал прогулку от прежней военной базы, – я пытаюсь не захлебнуться в словах, – и заканчивал ее там, где погибли Лео и Дайана?
– Я думал, тебе это известно.
Я качаю головой.
– Бывали дни, он замерял продолжительность прогулки, – продолжает Дэвид. – Пару раз… да, довольно странно.
– Что?
– Он просил меня отвезти его, чтобы он мог засечь время: долго ли туда добираться на машине.
– На машине от базы до железнодорожных путей на другом конце города?
– Да.
– А зачем?
– Он не говорил. Он записывал цифры, делал подсчеты и бормотал что-то себе под нос.
– Подсчеты чего?
– Не знаю.
– Но его интересовало, сколько времени нужно, чтобы добраться от одного места до другого?
– Интересовало? – Дэвид замолкает на секунду. – Я бы даже сказал, он был одержим этим. Я видел его у путей – может, три-четыре раза. Это случалось, когда я добирался до города поездом и мы пролетали мимо него. Он всегда плакал. Ему было небезразлично, Нап. Он хотел отдать дань памяти мертвым.