Не отпустить тебя

Еще ни разу в жизни Алекс не чувствовал себя настолько беспомощным куском дерьма. Даже когда семнадцать лет назад сбивался с ног, рыская по столице в поисках маленькой девочки с медово-карамельным цветом волос. Тогда он был слишком мелким, и его глупая детская головенка еще не понимала, чего именно он сам себя лишил. Тоска, страх, желание все исправить — сущая мелочь по сравнению с тем адом, в котором сейчас он сгорал заживо.

Каждая секунда, как маленькая смерть. Болезненный проигрыш в отчаянных попытках отыскать и вернуть обратно. Как одержимый он стучался во все двери, ногтями и зубами цеплялся за любую, даже самую крохотную подсказку. Но все усилия были тщетны. Поиски оканчивались ничем, а Конклав трусливо ссылался на преждевременную панику. Меньше недели — подумаешь! Алекс едва удержал себя в руках, слушая этих напыщенных, разожравшихся магов. И если бы не отец, вытряс каждого из их уютных, мягоньких кресел и швырнул вниз с парадной лестницы, чтобы их жирные задницы пересчитали каждую долбанную ступеньку. Чтобы по уши окунули свои лощеные морды в грязь и захлебнулись в ней нахрен. Бесполезные, ряженые в мантии шуты…

Ярость судорогой скрутила мышцы, и стакан в руке хрустнул. Как завороженный Алекс уставился на причудливый узор из алых пятен и прозрачных многоугольников. Осколки стекла вперемешку с кровью пачкали светлый ворс ковра. Его малышка… Она будет расстроена! Опять надует губки и посмотрит на него с осуждением. О, этот ее молчаливый упрек. Как тоненькая стрела, всегда попадающая точно в цель. Алекс мог устоять против нескольких противников сразу, но против ее глаз никогда. Надо скорее все убрать. А потом плеснуть на рану целебной настойки, и бежать в спальню. У него сегодня большие планы на свою сладкую малышку. И бинты на руке в них не входят.

— Решил истечь кровью?!

Голос отца хлесткой пощечиной вернул его с небес на землю. Морок схлынул, оставляя на память боль в обрезанных пальцах и давящую тяжесть неприглядной действительности.

Иногда его накрывало. Вот прямо как в омут с обрыва. Вдруг мерещилось, что сейчас раздастся любимый голос и тонкие ручки обхватят талию, а между лопаток прижмется мягкая щечка. Он забывался, погружаясь в сладкие иллюзии собственных обманов. Приползая домой с очередных поисков, мог обнаружить себя стоящим не под душем, а на одном из портовых пирсов. Потому что Лера любила бывать там. А он любил зарываться пальцами в мягкие локоны, когда девочка так доверчиво укладывал голову ему на плечо. Мог очнуться в их любимом кафе от удивленного: «Вы будете делать заказ?» или прийти в себя среди ее разбросанных вещей.

Травознавец списывал все на последствия от приворотного зелья. Шипел и плевался не хуже базарной хабалки, припоминая Алексу его фееричное появление в гильдии, ослабевшего от поисков и полубморочного из-за отравления. Угрожал насильно отправить на реабилитацию, но как, демон его раздери, можно валяться в лазарете, когда каждая минута, не потраченная на поиски, была равносильна пытке.

— Алекс, приди в себя!

Март почти бегом спустился со второго этажа. Все это время отец жил с ним. Просто пришел в первый же день и, не спрашивая, занял пустующую комнату. Алекс тогда смолчал. Потому, что оставшись в одиночестве точно бы свихнулся. Но сейчас слова выскочили из горла прежде, чем он успел захлопнуть рот.

— Прийти в себя?! Как мило! С ролью заботливого папаши ты давно опоздал!

Это было подло. И больно. Он не просто надавил на больное место, он ударил туда раскаленным добела ножом. Но отец оказался сильнее. На его лице не дрогнул ни один мускул и только глаза вдруг потемнели от всколыхнувшейся мути старой тоски, и голос зазвучал на пол тона ниже.

— Я помню. И все же прошу тебя успокоиться.

Совесть услужливо обвилась вокруг шеи тонкой колючей проволокой и сдавила его так, что нечем стало дышать. Всего один раз они коснулись темы распада их семьи. Но и этого хватило за глаза. Март сожалел. Отчаянно и безвозвратно. И несколько рубленых, скупых фраз сказали больше, чем многочасовые молитвы о прощении. Не раз и не два женщины пыталась пробраться в его дом, но там уже обитала хозяйка. Миниатюрный портрет его матери строго по центру каминной полки.

— Прости.

Все, что ему удалось вытолкнуть из себя. Но отец кивнул. Он понимал, каково это, потерять девяносто девять и девять десятых процента своего сердца.

— Пойдем, рану стоит обработать. И пришли новые запросы от стражей. Тебе надо появиться в суде, как пострадавшему лицу.

— Я сверну ей шею прямо перед присяжными, — пообещал Алекс. Вид скулящей, осунувшейся стервы вызывал настолько глубокое отвращение, что избавиться от прямоходящей гадины хотелось сильнее, чем сделать очередной глоток воздуха.

— Мария получит свое.

О да, получит еще как! Зелье приворота были вне закона. А неизвестные досель рецепты — вдвойне.