Комсомольское бюро, которое должно было принять решение по моему заявлению о вступлении в комсомол, отнеслось к делу серьёзно. Вопросы комсомольского вожака, строгого вида девочки с печатью жёсткой принципиальности на гладком челе, сразу поставили все точки над i. Первый вопрос был такой: знаю ли я, где нахожусь? Второй вопрос непосредственно вытекал из первого, меня спросили: если я знаю, где нахожусь, то почему улыбаюсь? Обсудив эти два принципиальных для любой коммунистической организации вопроса в требуемом конструктивном ключе, стороны полностью исчерпали тему, и других вопросов друг к другу у нас уже не возникало, да и возникнуть не могло, ведь мы уже хорошо друг друга поняли. Так я стал членом Ленинского Комсомола, передового отряда советской молодежи, младшего помощника партии в её нелёгком деле коммунистического строительства. В качестве же бонуса я получил членский стаж, открывавший мне двери в престижные московские вузы. Как говорится, распишитесь в получении.
Относительно поступления в московские вузы следовало бы сказать особо. Мы, жители Электростали, очень гордились родным городом, но, похоже, только ждали удобного случая, чтобы переехать в соседнюю Москву. Такова у нас судьба любого пригорода большого города. Как любой солдатик мечтает стать генералом, так и любой житель пригорода не чувствует себя до конца комфортно, пока не представится возможность убыть на жительство в соседнюю метрополию, пусть даже без видимого улучшения качества жизни.
Ажиотаж подогревался вполне бюрократически – через искусственное сдерживание притока жителей в метрополию посредством так называемой прописки. Просто иметь жильё в Москве было тогда недостаточно: требовалось получить право на использование указанного жилья для собственных нужд, а это право имели только те счастливцы, у кого имелась московская прописка. О прописке надо было договариваться по сложной схеме, где деньги решали не всё. Право стать жителем метрополии жёстко охранялось. Исключения из общего запрета делались редко и по ограниченному кругу оснований. Более того, за вас как за ценного работника могли ходатайствовать руководители целой отрасли – и безрезультатно. С другой стороны, если вы, будучи совсем ещё зелёным специалистом, получали распределение на московское предприятие с лимитом на привлечение иногородних работников, то тогда желанная прописка вам падала сама в руки, по упрощённой бюрократической процедуре. Что касается меня, так далеко вперёд я, наверное, не заглядывал, но упрощённая бюрократическая процедура превращения из электростальца в москвича, которая, по слухам, была запасена для выпускников некоторых серьёзных московских вузов, привлекала также и меня.
Делая свой выбор в пользу вузов, которые бы обеспечили меня и интересной работой, и перспективой закрепиться в Москве, я ставил перед собой очень амбициозную задачу, поскольку такие вузы пользовались у абитуриентов особым спросом и являлись, следовательно, малодоступными. Утяжеляющим ситуацию фактором были мои фантазии насчёт чего-то международного и даже престижного. Откуда у меня, нормального вроде мальчика из пригорода, такие вдруг завышенные амбиции? Мне самому до сих пор не известен ответ на этот вопрос. Предполагаю, что в ту эпоху всеобщего дефицита я не мог желать чего-то хорошего, но доступного, поскольку ничего хорошего в доступном варианте просто в природе тогда не существовало. Я же предпочёл желать чего-то очень хорошего и очень недоступного именно потому, что в моём положении желать было всё равно бесполезно. Так я и желал: бесполезно, но по максимуму.
Максимальных вариантов тогда было два: Университет и ИМО. От первого варианта я отказался сразу, едва увидел уникальное по своей помпезности здание Университета на Ленинских горах. Здание меня поразило. Мечтать о том, что я когда-нибудь стану здесь учиться, что меня до этого допустят, показалось мне глупостью. Оставался вариант с ИМО. Об этом вузе также много говорили, но как-то без излишней конкретики. Признавалось, что учиться здесь круто, а вот в чём именно эта крутизна состояла, мои собеседники, к счастью, не знали. Кроме того, вуз располагался в таких зданиях, которые внешне явно уступали зданиям Университета. Учиться в таких зданиях уже не составило бы для меня, мальчика из пригорода, психологической проблемы. А когда я увидел самую обыкновенную постройку, не отличимую от типовой районной школы, где располагалась приёмная комиссия ИМО, мой выбор в пользу этого последнего вуза был предопределён.
Впрочем, времени долго выбирать у меня всё равно не было. Все сроки уже почти вышли, а я по-прежнему продолжал теряться в догадках, какой вуз более достоин моего внимания.