– Ты чего это, «стерва», здесь сейчас «раскудахталась»? – зачастую бывая во всевозможных игорных притонах и общаясь с «понятливыми личностями», в выборе, по его мнению правдивых, словечек, он особо не церемонился. – Ты, о чем, вообще, таком говоришь? Сама – ноль без палочки, так, нет же! Строит из себя чуть ли не королевну… поостерегись-ка, «лохушка», иметь с нами дело, а не то… как бы не было плохо! Ты, к слову, где, «мерзавка», работаешь? Сейчас один только звонок – и тебя там уже через полчаса и в помине не будет! И по-моему, это самое правильное решение, ведь ты, поступая как «последняя шлюха», не церемонилась, когда завлекала отца в свои коварные сети и «уводила» его потом из нашей семейки.
Теперь пришла очередь удивляться родителю: не часто ему приходилось слышать от сына подобные речи, а если быть точным, то ранее вообще никогда; как будто бы кем-то неприятно загипнотизированный, он молчаливо стоял, ошарашенный недоброжелательным словесным потоком, вырывавшимся из юного парня, получившего совсем неплохое образование; в итоге, оказавшись не в силах прервать его оскорбительных излияний, отец позволил нахальному юноше договорить свою ёмкую мысль до ее окончания и только изредка поглядывал на стоявшую рядом Азмиру, лицезря, как она начинала дышать ничуть не реже, чем его надменная и напыщенная супруга. Однако, едва молодой человек закончил свой отнюдь не восхваляющий монолог, он спокойным, но твердым говором высказал все, что за последние несколько минут внутри него «накипело»:
– Кирилл, ты где, «стервец», набрался такого хамского поведения? Я думал, что вырастил культурного, примерного сына, вбухивал в его обучение огромные деньги; и что же я вижу – мой ребенок разговаривает как самый последний преступник, причем весьма «недалекий», да-а? Не такого сына я ожидал; нет, я рассчитывал, что у меня получиться образованный, воспитанный мальчик – а что в итоге? – передо мной стоит полностью необузданный тип, наглый и беспринципный, совсем непочтительный.
– На себя бы, «дорогой», вначале полюбовался, – прервала его «успокоившаяся» было Карина, – ты ведешь веселую, разгульную жизнь, а ребенок что, думаешь будет от тебя отличаться? Нет, каков отец, таков и сын!
– Правильно, мама, – молодой прохиндей сделал вид, что полностью согласился; он прекрасно осознавал, что более всего остального ему сейчас необходимо заручиться хоть чьей-то поддержкой (на нем ведь «висел» огромнейший долг, а значит, так или иначе, но к кому-нибудь из родителей, ему, хочешь или не хочешь, придется все-таки обратиться); а прекрасно зная, кто в этой семье является главным, парень активно занимал сторону женщины, не упуская ни единой возможности вызвать ее одобрение, а где-то и восхищение, в связи с чем старательно пытался обидеть другого родителя, – только я значительно от тебя отличаюсь: я своих не бросаю.
– Кого это интересно я бросил…
Что хотел сказать пятидесятитрехлетний мужчина, начинавший уже потихоньку выходить из себя, так и останется в этот раз неизвестным, потому что самая безвинная участница этого затянувшегося конфликта, начинавшая уже ненавязчиво всхлипывать, вдруг громко хлопнула маленькими ладошками и, капризно топая обеими ножками, истерическим голосом закричала:
– Хватит уже вам ругаться! Глядите: на вас смотрит Дамира!
Действительно, избитая девушка, очнувшаяся после введения ее в принудительный сон, открыла глаза и через разделявшее их стекло смотрела сейчас, как родные ей люди беседуют между собой с такой исключительной неприязнью, что предоставь им только возможность, и они, без сомнения, непременно бы, охваченные гневом, друг друга поубивали; она оглядывала всех присутствующих непонимающим взглядом, будто бы хотела сказать: «Вы что, с ума тут, что ли, все «посходили»? Меня едва не убили, я чудом осталась жива, а вы устраиваете какие-то междоусобные склоки, мелкие и, как в итоге окажется, никому по большей части ненужные». Увидев ее негодующий взгляд, наполненный еще и паническим ужасом, застывший на изуродованном лице, покрытом вздувшимися гематомами и болезнетворными синяками, посетители, прибывшие в больницу с целью ее навестить, а ни чего-то другого, немного усовестились и, как и были, все своим полным составом, друг за другом ввались в палату.