Не под своей звездой

Несколько месяцев назад брат вышел из дома в одних тапках и пропал. Точнее сказать мы все знали, где он, но пропал он из собственной жизни. Как будто кино поставили на паузу и вышли покурить. Так и его жизнь стояла на паузе, пока он пребывал где-то между сном и реальностью. А когда вернулся, оказалось, что его лёгкие наполнены водой или каким-то другим жидким содержимым. И сразу из «Скорой помощи» его увезли сюда.

«Я привезла тебе брюки, носки, пару футболок, — сказала я, не отрывая глаз от его нелепых штанов. — Ещё здесь зарядка и плеер. Я закачала тебе Металлику, Квинов, что-то из Перцев».

Он забрал пакет и буркнул что-то вроде «спасибо».

Потом мы переместились вглубь рощицы, немного прошлись и присели на лавочку в окружении тонких берёзок. Там было так мирно и спокойно, что захотелось закрыть глаза и, как кот, растянуть лапки на солнышке.

«Я, кажись, умираю», — сказал он, зажмурившись от солнца.

А потом посмотрел на меня со своей плутовской ухмылочкой и закурил.

Перед уходом в больничный корпус он переодел штаны, старые выбросил в урну и побрёл к себе на четвёртый этаж. А я уехала в Москву. И помню, как долго в ту ночь не могла уснуть, а когда провалилась в сон, мне приснилось, как я пытаюсь распутать наушники прямо в карманах. При том я точно знала, что они не работают.

Глава 5

Я надела наушники и поняла, что они не работают. Точнее одно ухо играло, а другое кряхтело и кашляло. На всю маршрутку пел шансон; водитель залихватски объезжал ямы на дороге, отчего на зеркале заднего вида как будто в такт музыке раскачивался ароматизатор. Два человека ехали стоя, хотя в маленькой газеле это неудобно и даже унизительно: стоишь нагнувшись, держаться не за что, смотреть можно только в пол, а в случае резкого торможения ты стремительно летишь кому-нибудь на ручки. Сама так ездила.

Поскольку наушники не работали, мне пришлось вместе со всеми слушать Михаила Круга. Вдруг до меня дотронулась чья-то рука.

«Привет! Домой?» — спросила меня девушка в плюшевом пальтишке, сидящая напротив. «Привет. Домой. А ты?» — я поникла от мысли, что нам вместе ехать и разговаривать.

Разговор получился натужным. Это была девушка моего брата, которая уже три месяца жила с нами. Она мне не нравилась. Раздражала и вызывала брезгливость. Я терпеть не могла её голос и манеру говорить, её наивное любопытство и желание засунуть нос не в своё дело. Я знала, что она втихаря пользуется моими вещами и бесцеремонно таскает продукты с моей полки в холодильнике.

Брата всегда любили девчонки. Я не помню дня, чтобы он был одинок. Даже в самые тёмные времена кто-то ждал его звонка. Он умел нравится: неконфликтный, весёлый, добрый. Внешне привлекательный. У него были огромные серые глаза, а один — с детства немного косой — кокетливо убегал в сторону, чем ещё больше притягивал девичье любопытство. Прямой нос, красивая улыбка, блестящие волосы. А ещё он с ранних лет занимался спортом, что сформировало его выносливое тело и уверенную, хотя немного развязную походку.

Была у него однажды красавица. Девушка с редким быстрым умом, всегда готовая выдать шуточку или уколоть ядовитой фразой. Она могла за одну минуту стать лучшей подругой, подарив один только комплимент. Он любил её безумно, а потом страдал, запивая горечь расставания поцелуями других девчонок.

Потом была девочка из интеллигентной семьи. В целомудренной белой блузке с кружевным воротничком. Он разбил ей сердце, а заодно и мне, потому что мы успели с ней подружиться.

Оказалось, что от неё он ушёл к разбитной хабалке. У нас с ней было необычное знакомство. Перед тем, как впервые увидеться, мы передавали друг другу приветы через брата. И вот однажды я решила пригласить её в театр, а потом пойти попить кофе. Меня встретила короткостриженная невероятной красоты девушка, с огромным разрезом на облегающем трикотажном чёрном платье, из которого выглядывало стройное бедро с татуировкой. Уже сидя на зрительных местах, я попросила показать, что за надпись красуется на её ноге. Она отвела с ноги платье, и я прочитала: «слон». «С малых Лет Одни Несчастья», — перевела новая девушка моего брата. После антракта мы сбежали из театра и пошли в бар, где работала её мама. Мама дала ей деньги на сигареты и купила нам по коктейлю. Помню, как сидя за коктейлем, девушка призналась мне, что подумала, что я чокнутая, раз пригласила её в театр. Оказалась нормальная.

А теперь вот она.

Она учится в техникуме на повара, носит на ногах синяки, а в ушах серёжки в виде кошечек. У нее рыжая копна волос, которая щедро одаривает наш дом оранжевыми клубками.

Несмотря на юный возраст, она оказалась опытной женщиной, о чём радостно мне рассказывала. По началу у меня вызывали жалость её синяки, дешёвый парфюм и неопрятная сероватая пижама. А потом я уже откровенно раздражалась на обманчивую с кусками грубой лести попытку со мной подружится. Она извивалась, как змея, в своих попытках сблизиться со мной: спрашивала про учёбу, просила разрешения взять мою косметику, сплетничала про их с братом отношения и, конечно, спрашивала про мою личную жизнь.