Не подавай виду

Тут Илья невольно вспомнил, как они с Леной купались в озере и что-то удержало его от мгновенного прилива страсти. Он привык к смутному ощущению, что за ним кто-то наблюдает, то предостерегая, то подбадривая, но прежде не думал, что это может иметь еще и трогательный оттенок женской ревности.

Она снова прижалась к нему, ее грудь, красная от его ласк, тяжело подымалась, треугольник волос под животом увлажнился. Терпеть больше не было сил, желание стерло остатки страха, и если это и был морок, то сейчас Илья искренне хотел обезуметь. Накки впилась в его губы так жадно, что он не успевал глотнуть кислорода. Она кусалась и тут же зализывала укушенные места, сорвала с него футболку и покрыла шею и плечи жесткими поцелуями, впилась длинными заскорузлыми ногтями в его спину. Это в самом деле было больно, по-видимому, она содрала кожу и Илья почувствовал, что кровь потекла из ранки.

Тут он решил все же напомнить, кто есть кто, подхватил Накки за бедра и накрыл ее собой. Кулон тоже пришлось снять, чтобы не мешался между ними, и Илья сполна ощутил близость их разгоряченных тел. Она уже сдавалась, ее ноги раздвинулись, а глаза заволокло пеленой сладострастия, но он все равно ее удерживал одной рукой, а другой быстро высвободил напрягшуюся до боли плоть и стал надавливать. Было тесно, но он почти не дал ей привыкнуть и одним толчком проник на всю глубину, сцепился с ней в единую конструкцию жуткого авангарда. Илья двигался резко, почти насилуя ее, и не жалел тонкую кожу, которой изрядно доставалось без презерватива. Накки совсем присмирела, изредка стонала и больше не царапалась, только гладила и мяла его спину и ягодицы.

Наконец Илья прервался, ему почему-то казалось, что он должен извиниться за грубость — по крайней мере прежде он поступил бы именно так. Но Накки лишь снова улыбнулась и поднесла палец к его губам.

— Все хорошо, — промолвила она, обняла его за плечи и сомкнула ноги на талии. Они поцеловались долго и смачно, ласкаясь губами, языком и даже дыханием. Сколько все это продолжалось, Илья не мог вспомнить, но без сомнения долго, Накки удерживала его на грани и их игры становились все более нежными и аккуратными. В какой-то момент его окутала темнота, и последнее, что сохранилось в памяти, — это легкий поцелуй в лоб и шепот. Но что именно Накки сказала на прощание, Илья уже не мог припомнить.

Наутро Илья снова лежал поверх одеяла, без футболки, но пижамные штаны оставались на нем, и не было никаких следов соития, будто сознание излилось из него раньше семени. Однако поцелуи-ожоги сохранились во всей красе, в паху слегка горело, а на губах все еще ощущался освежающий яблочный вкус.

Умываясь, Илья сообразил, что не чувствовал себя так бодро с тех пор, как поселился в общине, даже боль казалась какой-то сладостной. «Всегда знал, что хороший секс лучше всего прочищает организм и душу, — подумал он. — К тому же, когда они увидят эти отметины, то наверняка подумают, что я развлекался с кем-то из них. Это мне на руку, они еще быстрее перессорятся. Вот только как с Леной после этого быть?»

Двойственность ситуации показалась ему и курьезной, и грустной: он не был связан никакими обязательствами и даже не решил, хочет ли примирения с бывшей супругой, но с другой стороны понимал, что случившееся ее бы очень расстроило. «А значит, пока придется молчать, — заключил Илья. — Да и что я мог бы объяснить, если трезво смотреть на вещи? Это был просто сон, и я ни перед кем не обязан за него отчитываться».

Глава 21

Расчеты Ильи относительно меток, оставленных Накки, оправдались — зрелище основательно испортило настроение всем четырем женщинам, и после завтрака они угрюмо разбрелись по комнатам. Вновь отправившись «на пленэр», он вышел вместе с Кави подальше к шоссе и там дал ей понюхать клочок ткани. Собака немного выждала, будто прикидывала что-то, затем уверенно направилась в противоположную от залива сторону. Они пересекли железнодорожные пути, кое-как пробрались через тропу, заросшую колючими кустами, и оказались в низинке, которая в холодное время года казалась совсем вымершей. Неподалеку, то тут, то там, торчали старые покосившиеся деревянные дома, в которых летом, возможно, бывали дачники, но сейчас их с Кави окружала пустота, не имеющая ни звуков, ни запахов, не считая легкого духа прелой мертвой листвы под снегом или редкого скрежета беличьих когтей по коре. Илья от него даже вздрагивал и рефлекторно натягивал шапку пониже.