Не погаси огонь...

Столыпин посоветовал Павлу Григорьевичу обратиться к опыту давних Саровских торжеств, проходивших под эгидой тогдашнего министра внутренних дел фон Плеве, который предусмотрел все – от сооружения овитых цветами арок и строительства специальных станций по пути следования к монастырю и святым мощам до возведения нарядных, под железом, домов в деревнях, и встреч с улыбающимися пейзанами у ломящихся снедью столов на коротких царских привалах. В ту трудную пору уже начинало глухо шуметь море смуты. Однако взору императора предстала матушка-Русь в исконном своем самодержавном настрое, довольная, обильная, процветающая под сенью крыл двуглавого орла. Может быть, тем нежданней и оказался пятый год. Ну да ладно, он минул, и в новые времена надобно рисовать самодержцам старую идиллическую картину, хотя и с некоторыми коррективами. Если при поездке в Саровскую Пустынь для охраны августейших особ были брошены несколько батальонов и командированы три сотни чинов петербургской и московской столичных полиций, то теперь следует выстроить по всей железнодорожной линии тысячи солдат, чтобы не подпускали они никого на ружейный выстрел. Нужно поднять на ноги весь жандармский корпус, лучших представителей дружин черной сотни, союзов «Русского народа» и «Михаила Архангела».

Сейчас, явившись к министру с последним докладом, Курлов уведомил, что в местах, кои осчастливит своим посещением государь, уже проверены все монашествующие, сомнительные личности высланы на дальние хутора под бдительный надзор сельских старост и волостных старшин. Там, где царь проследует по грунтовым дорогам, все строения, как жилые, так и холодные, за двое суток до проезда будут тщательно осмотрены и в каждый дом будет помещено по два стражника, за домами же расположатся солдаты. За день до проезда последует запрещение топить печи, а все винные лавки на десять верст в обе стороны от дороги будут закрыты. Отвлекшись от прямой темы, Курлов кстати доложил, что по указанию министра им тщательно изучен вопрос о продаже водки в целом по России и возможности уменьшения ее стоимости.

– Подобная мера вряд ли окажется целесообразной, – сказал генерал. – Промышленные центры, особенно Петербургская и Московская губернии, отмечены максимальным душевым потреблением вина. Оно достигло тридцати бутылок за минувший год на каждого, включая старого и малого. В целом же по империи, как видно из отчета главного управления казенной продажи питий, общее потребление возросло на двадцать семь тысяч ведер, не считая повсеместного самогоноварения.

– И не надо снижать цены, – согласился Столыпин, легко отказываясь от своего недавнего решения. – Пить все равно будут. А деньги понадобятся нам для реформы охраны…

Он не спешил делиться с Курловым своими соображениями о третьем «ките». Перевел разговор в прежнее русло:

– Как в Белгороде, так и в Киеве и в последующих пунктах предлагаю ограничить доступ лиц в ближайшее окружение государя, – подчеркнул он. – Пропускать исключительно по именным билетам за вашей подписью или подписью начальников губернских жандармских управлений.

– Соответствующие меры мною предусмотрены, ваше высокопревосходительство, – кивнул генерал. – Билеты различного цвета и формы уже отпечатаны. Они будут выдаваться строго по разбору.

День ото дня к министру поступало все больше сведений об активности революционных организаций. Шли тревожные донесения из промышленных центров. Не в пример недавним годам, больше стачек и иных выступлений работного люда.

– Что это за забастовка судовых команд в Одессе? После Киева государь намерен проследовать в Ливадию, а это рядом.

– Одиннадцать агитаторов арестовано, следствие начато, – успокоил Курлов. – Взамен забастовщиков на пароходы направлены команды добровольцев из состава полиции и корпуса жандармов.

– Снова горят дворянские усадьбы, – не оставил темы Столыпин. – Жгут и дома зажиточных крестьян, выселившихся на хутора. Это внове.

– Соответственные решительные меры, ваше высокопревосходительство, уже принимаются, – заверил генерал.