– Вот ты о чем! – усмехнулся Антон. – Напрасно ты думаешь, не в моих это правилах… Не беспокойся. Разве что час-другой отсидит в участке, пока разберутся, что дальше Пулкова твой Колька никогда в жизни не уезжал. Самое большее – получит пару подзатыльников.
– Это ему не привыкать! – с облегчением улыбнулся рабочий.
– Но учти: самое важное – чтобы не навел он полицейских на след вашей квартиры.
– Будь спокоен, тут уж я обмозгую. На снохе и оборвется веревочка. А если схлопочет подзатыльник, отвалю в вознаграждение целковый – еще и радый будет.
Антон подошел к Поварской около часу. Вряд ли кто мог бы узнать недавнего пациента доктора Отцова-Житомирского в мужике, одетом в замызганное пальто с оборванными пуговицами и выдранным на плече клоком ваты, в нахлобученной на глаза ушанке.
Антон помнил Поварскую летней. Тогда здесь торговали квасом и пивом, дворник в белом фартуке мел мусор, а на углу прохаживался городовой в полотняном кителе. Теперь же улица укатана снегом и вдоль тротуаров громоздятся сугробы. Но пивной ларек открыт, и вокруг него толпятся мужики, сдувают с кружек пену на вытоптанный булыжник.
Путко присоединился к скопищу черных фигур. Пристроился с кружкой на углу так, чтобы Поварская была видна из конца в конец. Старательно оббил о стойку воблу, выданную разбитной торговкой к пиву. На часы не глядел. Часы – роскошь для этого неприкаянного люда.
Вот уже, наверно, и два… Увидел приближающегося парня. Действительно чем-то похож: темно-русая бородка, кудри выбиваются на лоб из-под франтоватого «пирожка». Правда, пальто с цигейковым воротником явно не с его плеча.
Жадно заглотнул пива. И тут же краем глаза заметил: городовой повернулся и вразвалочку пошел следом за парнем. И дворник – в фартуке поверх телогрейки, ломом скалывавший лед с мостовой, – замер как по команде.
Антон почувствовал оцепенение. Будто ледяной стержень пронзил его. Сейчас… Сейчас…
Раздался истошный крик. Не из того, прошлогоднего подъезда, из другой подворотни выскочила женщина, а за ней – краснорожий верзила. Женщина кричала, а он догонял ее и вот-вот должен был настигнуть, когда она поравняется с ничего не ведающим пьянчужкой Колькой.
«Все правильно», – Антон поставил кружку и пошел прочь.
ЭПИЛОГ
Когда Серго Орджоникидзе на первом заседании конференции закончил свой доклад о работе Российской организационной комиссии, один из делегатов предложил выразить благодарность РОК, а ее уполномоченному предоставить право решающего голоса.
Владимир Ильич сделал на листе пометку:
«Это
Это относится к мандатной комиссии.
Вместо „благодарность“ советую поставить (торжественное)
И он вынес эти свои мысли на обсуждение делегатов.
Конференция приняла резолюцию по докладу Серго. В ней говорилось: «…конференция считает своим долгом отметить громадную важность произведенной Российской организационной комиссией работы по сплочению всех российских партийных организаций…»
Заседания продолжались. День за днем, с короткими перерывами на обед. Повестка была съездовской: представители более чем двадцати партийных организаций крупнейших пролетарских центров России – Питера и Москвы, Центральной промышленной области и Киева, Екатеринослава и Николаева, Баку и Тифлиса, Саратова, Казани и других городов – обсуждали самые важные и злободневные проблемы. Полный разрыв с ликвидаторами, возрождение партии, воссоздание ее центральных руководящих органов, детальная разработка тактической линии…
Пражская конференция продолжалась двенадцать дней. Она приняла важнейшие решения по тактическим и организационным вопросам в тот переломный момент истории России, когда повсеместно, взламывая лед мертвой поры столыпинского «успокоения», поднималось по стране весеннее революционное половодье.
И по значению своему Пражская конференция тоже выполнила роль партийного съезда. На ней был избран Центральный Комитет и воссоздан практический центр для работы в России – Русское бюро ЦК.