Не поле перейти

Мария Дмитриевна, не в пример мужу, не ругала Юлю и ни в чем не упрекала. Если случалось, он при ней говорил Юле: "Все находят работу, одна ты не можешь", - Мария Дмитриевна не поддерживала его, а уходила в другую комнату. Больше того, сама решила помочь дочери и устроила ее в цех сухого порошка на горчично-маслобойный завод, где раньше работала буфетчицей.

С непривычки Юля сильно уставала, ее мутило, но постепенно освоилась и уже спустя год ко всему привыкла. Она гордилась тем, что раз в две недели получала зарплату, и это были ее собственные деньги, которые она приносила маме.

Время шло, и однажды Юля узнала о наборе учеников на канатном заводе. Она отправилась туда не задумываясь: там нет горчичной пыли, к которой, оказывается, привыкнуть нельзя.

Ее согласились принять, но медицинская комиссия обнаружила затемнение в легких. Юлю взял на учет туберкулезный диспансер. Она вернулась на свой завод. За год ее вылечили. Вскоре Петр Степанович умер, и уже не было риска заразиться.

К этому времени Мария Дмитриевна познакомилась с Владимиром Решетниковым, человеком веселым и жизнерадостным. Ей стало ясно, что Владимир может скрасить жизнь, тем более что он был одиноким. Жену с ребенком Решетников оставил на Кубани, а со второй развелся. Вернее, разводиться им не надо было, так как, не оформив брака с первой женой, он не мог расписываться со второй. Они просто поделили комнаты: одна - ему, вторая - ей и их двум детям.

Решетников видел, что и Маша скрасит его жизнь:

на алименты удерживали много денег, а в ее буфете на берегу Волги в любое время можно было хорошо выпить и закусить.

Спустя полгода он вызвал с Кубани свою первую жену и ребенка. В те дни, когда случались ссоры, он переходил в соседнюю комнату ко второй жене и, если та начинала его упрекать, говорил, что плевать хотел на них обеих, и отправлялся к Марии Дмитриевне.

Потом Решетников перестал приходить. Мария Дмитриевна нервничала. Решила однажды сама к нему пойти.

С тревогой и нетерпением Юля ждала ее возвращения. Вернулась Мария Дмитриевна скоро. Заливаясь слезами, рассказала дочери, как опозорил ее этот негодяй. Он разразился столь чудовищной руганью, обзывал такими словами, что повыскакивали соседи, и она бежала назад, как сквозь строй позора.

Юля успокаивала маму как могла, хотя на глазах у самой были слезы, и, прижимаясь к ней, гладила ее волосы. Может быть, в первый раз за долгие годы ощутила она и сама материнское тепло.

В дверь позвонили. Юля пошла открывать. Перед ней стоял улыбающийся Решетников.

- Вон отсюда! - закричала она. - Духу вашего чтобы здесь не было!

И тут же услышала торопливый голос матери:

- Володя, Володя,.. Ты с ума сошла!

Мария Дмитриевна рванула Юлю в сторону, а та, захлебнувшись воздухом от слов матери, захлопнула дверь, из-за которой донеслось: "Я жду, Маша".

- Не пущу! - зарыдала Юля, раскинув руки.

Мать наотмашь ударила по незащищенному лицу дочери, еще раз и еще, пока не сжалась Юля в комок.

Мать снова рванула ее в сторону от двери, но Юля успела ухватиться за ручку. Она упиралась в дверную раму, цепляясь за что попало, захлебываясь в рыданиях, кричала: "Не пущу! Не пущу! Не пущу!" - и вдруг обмякла, перестала сопротивляться и, глядя куда-то, точно лунатик, пошла в комнату.

Спустя три дня Мария Дмиариевна сказала дочери, что встретила наконец настоящего человека - Владимира Федоровича Миробанова, которого горячо полюбила, что он, в свою очередь, хотя и моложе ее на одиннадцать лет, тоже полюбил и завтра у них свадьба, после которой он останется здесь жить.

На мой вопрос о том, как произошел этот крутой поворот в жизни Марии Дмитриевны, она ответила обстоятельно:

- Я не люблю всякое такое. Так и сказала Володьке Решетникову: "Или иди к жене, или переходи ко мне, иначе я несогласная". А он мне на это отвечает:

"Понимаешь, Маша, я-то хочу к ней, но за ней какойто хлюст стал ходить. Давай подождем немного: если она отошьет его, я к ней вернусь, а если они поженятся, вот тебе мое слово - будем жить с тобой".

Эти слова показались мне обидными, - продолжала Мария Дмитриевна, - и я высказала их своей судомойке Вале, которая меня с ним познакомила. А она говорит: "Плюнь ты, - говорит, - на него, Маша, я тебя с настоящим человеком сведу". Я ее с работы отпустила, сама стала кружки мыть, она его и привела.

Посмотрела на Володьку - ну, на Миробанова - и подумала: жизнь наша ничего с ним сложится. Жить у него после заключения негде, скитается по баракам, потому не работает. А у меня, сами видите, квартира большая, три комнаты. Куда, думаю, он от меня пойдет. Устроится на работу, и будем жить.