Не поле перейти

Жить стало легче. В первые месяцы работы он расстраивался по любому поводу: увидит ребят из ремесленного и завидует им. В такие минуты он становился задумчивым и рассеянным. Потом понял, что ничего хорошего в его жизни не будет. Значит, можно не расстраиваться от встреч с ребятами, у которых счастливая судьба, и не забивать себе голову всякими мыслями и бесплодными мечтами Он твердо решил, что теперь будет легче, и, если эти ненужные мысли опять лезли в голову во время работы, он гнал их, не раздумывая, яростно забивая гвозди в ботинок. Если они заставали его, когда он бежал за водкой, тоже не обращал на них внимания. Когда они будили его ночью, он с издевкой отвечал на них про себя, что его это совершенно не трогает и плевать на них хотел, пусть даже они не дадут ему спать до утра. И он ждал этого утра с нетерпением, чтобы поскорее выполнить первые заказы.

Мать все понимала. Однажды сказала:

- Может, в целинный совхоз уедем?

Ему было все равно. Он ответил:

- Мне все равно.

Новому директору совхоза Ивану Шарпову было не до них. У него была мечта: три дождя. И ничего в жизни больше не надо: три хороших дождя. Первый - сразу после сева, второй - когда выйдет третья связка. Хлебный стебель, он ведь, как бамбук или камыш, коленцами пересечен. Так вот. На выходе третьего коленца дождик нужен. И последний - под налив хлебов.

Мечта не сбылась. Не было дождя. Ни первого, ни второго, ни третьего. Вообще не было дождей. Были огромное солнце, не загороженное облаками, и горячив ветры. Но землю оплодотворили, и должна была появиться жизнь.

Она появилась: вышли, выбились сквозь трещины ростки, жалкие, бледные заморыши. Они выбились к свету и влаге. А влаги не было. Подгорали, обвисали стебельки. Рост прекратился. Но они еще жили, маленькие и хрупкие и, как все живое, стремились оставить потомство. Они торопились, потому что жизнь едва теплилась в них, и надо было успеть это потомстыо дать. Раньше времени выбросили стрелку и пошли в колос. Родились колосики-недоноски. Крошечные, хилые, безжизненные.

И снова палило солнце, обжигали суховеи, не жалея эти существа, они сжались, сморщились, потрескались, не в силах сопротивляться. Било солнце лежачего.

Так пришла пора уборки. Вечером, в кабинете директора подводили итоги первого дня. Пятнадцатьдвадцать килограммов с гектара. А сажали по сто двадцать. Расходились, не глядя друг другу в глаза.

Вошел кладовщик подписать какую-то бумагу. Подписал. Тот уже направился к двери, но директор задержал:

- На первый раз предупреждаю. Повторится, отдам под суд.

Сказал безразличным тоном, будто пришла случайная мысль, он ее и высказал.

- Не знаю, про что это вы, Иван Андреевич, работаю я честно...

Пока он это говорил, директор внимательно смотрел на него. Взгляды их встретились, инстинкт самосохранения сработал, и кладовщик осекся. Знал, что директор нрава крутого и пощады от него не жди. Уж лучше смолчать.

- Ну вот, так-то вернее...

Читает, что ли, чужие мысли? Домой шел, злясь на директора. Время трудное, на всякий случай надо коечто предпринять, чтобы легче зиму прожить.

Предпринял. Ничего серьезного, так кое-что по мелочи припрятал. Через два дня получил приказ: переводят на работу по уборке скотного двора. Пойти на директора в атаку, так черт его знает, что ему известно. Как бы хуже не было. Но и молчать нельзя.

Перед вечером позвал в гости кузнеца Алексея Дробова, Был он и трактористом, и комбайнером, и вообще мастером на все руки. Своим мастерством не бахвалился, но цену себе знал. Отличался болезненным самолюбием, и с этим недостатком начальство мирилась, боясь, как бы не обиделся человек и не переметнулся в другой совхоз.

Дробов пришел в гости охотно. О новом директоре кладовщик заговорил после третьего полстакана. Что за директор талой! Сидит себе, барин, в кабинете, иэ окон свет - как прожектора, а у лучшего человека, Дробова Алексея, дети уроков не могут делать, нет света. И нет на него управы, боятся все...

Долго ли самолюбивого выпившего человека разъярить! Алексей поднялся, молча толкнул дверь и, качаясь, пошел по неосвещенной улица Шумно ввалился в кабинет директора.

- У тебя, директор, свет горит?

- Горит.

- А у детей моих почему вет света,?

- Движок маленький, на весь поселок ие хватит.

Через два дня закончится ремонт электростанции... - Иван Шарпов спокойно уговаривал кузнеца пойти отдохнуть, и это спокойствие все больше раздражало Алексея. Стукнув ладонью по столу, закричал:

- Переключай свет на мою квартиру!

Звякнули крышки чернильниц, опрокинулся узенький пластмассовый стаканчик с карандашами. Директор поднялся, близко подошел к кузнецу. Тем же спокойным тоном сказал:

- Если вы сейчас же не уйдете, я вас вышвырну, как щенка.