Не проси моей любви

— Черт тебя подери! — Нахмурилась и добавила негодующе: — Гангстер!

— Способ называется безоборотным, но при правильном метании нож в полете делает четверть оборота и поражает цель на дистанции до десяти метров. Идеальной считается дистанция от трех с половиной до пяти метров… приблизительно пять-шесть шагов… метать нож более чем на десять метров вообще бесполезно.

— Точность попадания зависит от хвата? — Подойдя к покосившейся на своем гвозде картине, Аркадий внимательно осмотрел место входа клинка.

— Ну, в общем, да. Чем ближе большой палец к рукояти, тем больше должно быть расстояние до цели, и наоборот.

— Я слышал, профессионалы называют нож этой модели самонаводящимся. За отменные метательные качества.

— Да, — с улыбкой подтвердил Герман. — Ножичек что надо. Отличное соотношение веса и длины, удачный баланс.

И тут хитроумный доктор как бы вскользь проронил:

— А что за оружие отправило на тот свет Геннадия Болотова?

Должно быть, ему показалось, что Герман так разогнался, исполняя хвалебные оды своим ножам, что ответит уже на любой вопрос — просто потому, что не успеет затормозить.

Герман успел. Стоя по другую сторону стола, прямой и стройный, он улыбался плотно сжатыми губами, глядя Аркадию прямо в глаза. Тот сокрушенно покачал головой, и тогда голос подал молчавший последние десять минут Леонид:

— Думаю, можно сказать ему, Герман. Как ни крути, он нам помогает. Он имеет право знать.

— Дело твое.

Леонид кинул в рот маслину, прожевал, выплюнул косточку и, сделав добрый глоток вина, равнодушно проронил:

— «Глок-36».[2]

— Вы были вместе…

— …курили траву в моей комнате…

— …Болотов пришел за Германом, начал распускать руки, и ты застрелил его из пистолета.

— Только не спрашивай, док, откуда у меня пистолет.

— Меня гораздо больше интересует, где он сейчас.

— Я выбросил его в море, — ответил без запинки Леонид.

— Здесь, на Соловках?

— Да.

Ни вид его, ни тон при этом не изменились, но у Норы возникла необъяснимая уверенность, что он врет. Выбросил пистолет? Это он-то? Невозможно.

Аркадий, если и усомнился, то не подал виду. Выдернул из рамы нож, взялся за рукоять, как показывал Герман, медленно и тщательно скопировал его стойку.

— Правильно?

— Да. Запомни, движение идет от корпуса к руке. От центра тяжести тела. Мы говорим «я бросил нож», но на самом деле нож не бросают. Нож сходит с ладони в направлении цели.

— Эй! Эй! — переполошилась Лера. Ей был знаком этот жесткий прищур серых глаз. — Может, продолжите завтра во дворе? Вы мне всю мебель попортите, ковбои.

— Для придания ножу большей скорости можно использовать волновое движение или противоход, — не обращая внимания на ее протесты, добавил Герман. — Или все вместе.

— Как при работе хлыстом?

— Точно. Хлыст в работе — пример волнового движения. Пример противохода — лук и тетива.

Неизвестно, была ли целью Аркадия одна из стоек открытого стеллажа или что другое, в любом случае он промахнулся. Брошенный им нож закувыркался в полете, ударился об стеллаж и с глухим стуком брякнулся на пол. Чертыхнувшись, Аркадий подошел и, подобрав нож, осмотрел со всех сторон, словно надеялся обнаружить в нем скрытый изъян, объясняющий неудачу.

Взглянул исподлобья на Германа.

— Ты понял, что произошло?

— Заваливание кисти.

— Что?

— Распространенная ошибка новичков. Кувыркание ножа происходит в том случае, если кисть руки по инерции заваливается вперед до того, как нож сходит с руки. Причиной может быть либо общая скованность, либо слишком короткая амплитуда движения предплечья, из-за чего кисть начинает его обгонять.

Потом было чаепитие, не омрачаемое никакими разборками. Видимо, доктор почувствовал, что надо сделать паузу хотя бы на час. Стараясь разрядить обстановку, Лера увлеченно рассказывала о том, что происходило на ферме в течение последних двух недель: какие картины написала местная художница Леся по прозвищу Мышка Молли, сколько новых гибридов бегоний и азалий зацвели в оранжерее, где в окрестных лесах совершенно случайно обнаружились новые грибницы, кто в кого влюбился, кто с кем разругался и прочее-прочее. Неторопливое журчание ее речи и впрямь действовало успокаивающе.

Аркадий открыл бутылку сухого белого вина. Герман, как послушный мальчик, сходил на кухню, нарезал дольками заранее приготовленные Лерой персики и груши, аккуратно разложил на блюде и подал к столу. Смущенно помаргивая длинными ресницами, позволил Лере пощекотать ему спину под рубашкой, сел на свое место и воззрился на торт.

— Что такое? — забеспокоилась Лера. — Тебе не нравится тортик? Свежий! Зина утром испекла.

На лице Германа появилось страдальческое выражение.

— Я больше не могу, — жалобно произнес он и протянул свою тарелку Норе, которая как раз проглотила последний кусочек восхитительно вкусного бисквитного торта с начинкой из тертой лимонной цедры и взбитых сливок. — Хочешь добавки, дорогая?

— Хочу, — честно ответила Нора. — Но если ты будешь поощрять чревоугодие, скармливая мне Зиночкины кулинарные шедевры, то очень скоро я стану такого же размера, как сама Зиночка. Что ты на это скажешь?