Не проси моей любви

Когда она была уже близка к оргазму, Герман, до сих пор опиравшийся на руки, упал на нее, прижался грудью к ее груди, и кровь их смешалась. В то же самое время смешались другие сакральные жидкости — слюна и сперма. Извергаясь в раскрывшуюся ему навстречу женщины, он целовал ее так глубоко, как будто хотел максимально проникнуть в нее и через рот тоже. Губы обоих стали солеными от крови.

— Герман, я запуталась, — немного отдышавшись, проговорила Нора. — Я не хочу тебя держать и не хочу тебя терять. Весь день я спрашивала себя, зачем плыву с тобой на Анзер, зачем вообще лезу в твои дела, в твои отношения с этой семейкой Адамс… семейкой Кольцовых.

Он все так же прижимал ее к себе. Придавливал всем весом, не давая ей сдвинуть бедра, заполняя ее целиком, плотно и крепко.

— М-м… — В ухо ей словно заурчал тигр. — Зачем же?

— Затем же, зачем и Аркадий, я полагаю. Не ради Леонида и не ради победы добра над злом. — Она усмехнулась. — А ради того, чтобы заслужить твою признательность, твое расположение. Твою дружбу. Или даже любовь… если повезет.

— Заслужить любовь? — Приподняв голову, Герман взглянул ей в глаза. — Гм…

— Я запуталась, — повторила Нора. — Что происходит между нами?

— Эта путаница происходит со всеми мужчинами и женщинами уже много тысячелетий подряд. Так я думаю. Ничего другого мне в голову не приходит.

— Животные не делают трагедию из своих совокуплений, правда?

Он рассмеялся и, сжав горячими пальцами ее скользкие от пота, набухшие от возбуждения груди с размазанной по ним кровью, резко двинул бедрами, отчего она вскрикнула и тоже рассмеялась.

— Представляю, как скучно было в раю.

Ее вывел из задумчивости голос Александра, прозвучавший чуть ли не торжественно:

— …и предстала пред ним Царица Небесная и сказала: «Сия гора нарекается Голгофою. На вершине же ее возведите церковь Распятия Господня и устройте скит Распятский. Я же вовек пребуду с вами в месте сем».

Вздрогнув, Нора повернулась к нему:

— Уже скоро, да?

— Да, — ответил Александр.

Он был серьезен и собран.

И вот вдали, прямо по центру медленно приближающегося острова, появилась гора с белым храмом на вершине.

Аркадий, подняв голову от карты, указал рукой.

— Голгофа.

Вдоль позвоночника прошла колючая дрожь. Когда она читала про Анзер, ее особенно интересовал Голгофо-Распятский скит, где нынче проходил трудотерапию Леонид. И ей было известно, что слова, процитированные Александром, Царица Небесная адресовала опальному духовнику Петра Первого, соловецкому монаху Иову, который в начале XVIII века поставил на горе келью, а после явления Богородицы отстроил церковь и основал скит.

Скит отличался чрезвычайной суровостью устава. Принимали всякого приходящего, независимо от его происхождения и социального положения, но предупреждали, что отныне вся жизнь его будет проходить в трудах и молитвах. Пища, даже в скоромные дни, полагалась самая скудная, послушание признавалось главнейшей из всех добродетелей. И, уж конечно, в скит не ступала нога ни одной из женщин-паломниц.

В марте 1720 года Иов преставился и был погребен у входа в церковь. Незадолго до этого скит подвергся разграблению лихими людьми с материка, а со смертью основателя и вовсе опустел, лишь изредка сюда удалялись «на безмолвие» насельники Соловецкого монастыря и соседнего Свято-Троицкого скита.

В начале XIX века настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Досифей (Немчинов) решил восстановить Голгофо-Распятский скит и, получив разрешение от Святейшего Синода, организовал работы. За одно лето трудники проложили дорогу от Свято-Троицкого скита, возвели на вершине горы каменный двухъярусный пятиглавый храм с новыми келейными корпусами (старую же деревянную церковь перенесли к подножью), в следующие два лета завершили внутреннее убранство храма и колокольню. В октябре 1830 года храм был освящен, в скиту возобновилась иноческая жизнь. После закрытия монастыря Анзерские скиты сперва перешли в ведение совхоза, а в 1923 году — в распоряжение Соловецкого лагеря особого назначения…

Подошедший Герман обнял ее за плечи, не прижимая к себе. Целомудренное объятие. Так обнимаются мужчины. Взгляд его тоже был устремлен к белому храму на вершине горы.

— Герман. — Нора нащупала его руку и крепко сжала. — Тебе страшно?

— Да.

— Духи места за нас? Или ты не чувствуешь?

— Не знаю, Нора. Пока не чувствую ничего, кроме страха.

Утром, когда они стояли на террасе Белого дома, готовые к поездке, и ожидали Аркадия, тот вышел, держа на ладони два нательных крестика на цепочках панцирного плетения.

«Вот, наденьте».

«Зачем?» — удивилась Нора.

«Чтобы избежать ненужных вопросов».

«Явились на Анзер, а крестов на нас нет, — улыбнулся Герман, накидывая на шею цепочку. — Помоги, дорогая… Спасибо».

«Под одеждой же все равно не видно, есть на нас кресты или нет».

Но Аркадий так посмотрел на нее, что она, отставив разговоры, повесила на шею крест и спрятала под горловину футболки.

Сейчас ей вспомнилась эта сцена.

— Чему ты улыбаешься? — поинтересовался Герман.