Не проси моей любви

Первый из увиденных на Анзере лабиринтов воображение Норы не поразил. Лабиринты Большого Заяцкого были куда более мощными… энергетически насыщенными, что ли. Этот же она просто обошла против часовой стрелки и даже не посягнула на его неприкосновенность. Герман присел на корточки, «послушал» несколько камней, кивнул в ответ на какие-то свои мысли и, выпрямившись, повернулся к воде. Резкие порывы ветра заставляли его щуриться, впрочем, здесь, на открытом месте, у всех сохли губы и слезились глаза.

— Ну что, идем дальше?

— Смотрите, там нерпа! Вон там, на большом валуне!

— Сам ты нерпа, это просто один камень на другом.

— Сам ты камень, а это нерпа. Вертит же головой…

Нерпу Нора прозевала, заговорившись с Аркадием, но вот чайки не давали о себе забыть. С оглушительными воплями они носились над головами путников, оберегая свои гнезда, устроенные прямо на земле, так что приходилось петлять между ними, стараясь и птичьи яйца не передавить, и собственные ноги не переломать. Морское побережье Анзера, прямо скажем, было мало пригодно для романтических прогулок. Огромные каменные поля-морены, искривленные ветром кусты, мхи, лишайники… словом, настоящая тундра.

— Вон! Вон! — опять закричал Леонид, указывая вперед. — Видите? Кресты. Мы уже почти на месте.

Извращенец или наркоман, но он был великолепен. Да-да, именно это слово первым приходило на ум при взгляде на его стройную фигуру и неправдоподобно правильное лицо. От него словно исходило сияние. Сын Гелиоса.

Удивительным было то, что при всем при этом он показал себя хорошим работником, отец Амвросий в беседе с Аркадием очень его хвалил.

Близость вожделенных артефактов побудила членов экспедиции ускорить шаг. Обходя кучки преющих водорослей, от которых исходил головокружительный запах йода, Нора споткнулась и чуть не упала. Герман вовремя подставил руку. Начал говорить… и умолк. Лицо его застыло.

— Что? — тихо спросила Нора.

Он смотрел назад. В ту сторону, откуда они пришли.

— Что, Герман?

— Я не уверен, но… — Он помолчал, вглядываясь вдаль. — Похоже на блеск от оптики бинокля.

Она почувствовала то, что иногда называют «стеснило грудь».

— Даже если и так. Это может быть кто угодно.

— Может.

— Леонид говорил кому-нибудь о наших планах? О том, что мы собираемся на Колгуй.

— Конечно. Из соображений безопасности. Это правило, обязательное для всех насельников и трудников анзерских скитов.

— И если два или три человека из туристической группы, прибывшей сегодня утром, назовутся друзьями Леонида, как это сделали мы, и спросят, где его можно найти…

— Ну, в общем, да.

— Если только он не предупредил Амвросия или Виссариона, что о нашем местонахождении не обязательно информировать всех подряд.

— Думаю, не предупредил. Это выглядело бы подозрительно. Представь: вот эти мои друзья — они действительно мои друзья, а все остальные мои друзья — уже никакие не друзья.

— Ох, Герман…

— Вот тебе и ох. — Он обнял ее и мягко потянул за собой. — Не будем поднимать панику, Нора. Будем внимательно смотреть по сторонам. Мы же хотели дойти до святилища, правда? Вот и пойдем. Мне это нужно.

— Зачем?

— Я слышал, что это самое мощное анзерское святилище. И если нам придется встретиться с подонками, которых прислал старый говнюк, я хочу, чтобы это случилось поблизости от лабиринта Колгуя.

Когда он вступил в большой — порядка двенадцати метров в диаметре — подковообразный лабиринт, единственный сохранившийся на Колгуе, никто не попытался его остановить. И никто не рискнул последовать за ним, даже Леонид.

Неподалеку возвышались восемь или десять обетных крестов, точно таких, какие во множестве встречаются по всему Беломорью. Раньше, наверное, их было намного больше, теперь же от поваленных волной и ветром крестов остались одни обломки. К установленному возле самого лабиринта Герман прикоснулся мимоходом, провел пальцами по серому растрескавшемуся дереву и, пренебрежительно усмехнувшись, покачал головой.

Что означала его усмешка, Нора не поняла. Она читала, что обетные кресты ставили моряки, которые терпели бедствие в этих водах, но с Божьей помощью спаслись. Хотя… хотя… некоторые авторы утверждали, что кресты на Анзере «охраняли» остров от неведомых сил, способных проникнуть в нашу обыденную реальность через топологические дыры, воронки, коими по сути являлись каменные лабиринты древних. Вернее, не силы сами по себе проникали из мира иного в человеческий мир, а шаман, вступая в пространство лабиринта, получал доступ к запредельному и черпал оттуда свою магическую силу. Если выдерживал. Если не умирал. Кресты должны были помешать ему достичь состояния сознания, необходимого для совершения обряда.