Не раскрытые тайны друг друга

– (А в Ленинграде, между прочим, такая погодка – обычное дело, да. На Дворцовом мосту совершенная жуть, свистит – хуже этого. А дачная Вика туда всё равно ездит. Ездит и ездит к своему любовнику, – она вдруг вспомнила о Романове, вернее, не о нем, а о его машине. – Ну почему он со своим «Мерседесом» – там, а я с тяжеленными сумками – здесь?! Кстати, хорошо, что они оба Алексеи: Романов – Алексей и Нахимов – Алексей. В случае чего, в будущем не назову Алёшечку чужим именем. У него же все Алёны: и до меня были, и текущие воздыхательницы. А у меня будут Алексеи, тем более что мне нравится это имя. И как только Алексей Дмитриевич Романов там живет? В автомобиле прячется? Холод омолаживает. Наверное, он поэтому так хорошо выглядит).

Она целеустремленно продвигалась вперед, стараясь не оглядываться на Белый дом и сосредоточиться на своих мыслях:

– (Может, действительно кто-нибудь сейчас меня на прицеле держит? Тьфу-тьфу! Кому нужна согнутая в три погибели тетка с сумками? Усмири свои фантазии, Урбанова).

Фасад мятежного Дома погрузился во мрак, лишь несколько окон тускло мерцали сквозь дождь. Создавалось впечатление, что световые квадраты просто висят в ночном небе между тучами и никакого здания там вообще не существует.

* * *

В подъезде Урбанову ждал очередной «подарок судьбы»: кромешная тьма, ни одного отблеска, ни единого огонечка. Она поняла, что темные окна распространяются не только на Белый дом.

– (Сопротивлению свет отключили, а мы тут при чем? – ладошки предательски вспотели от переживаний. – Хорошо, что не на морозе и не на ветру, а то бы пальцы примерзли к сумкам и пакетам. Хотя сейчас не зима. Просто всё стало бы выскальзывать из рук).

Внимательно нащупывая каждую следующую ступеньку, она упорно карабкалась наверх. Лифт, конечно же, не работал. В подъезде было тихо, это одновременно и успокаивало, и настораживало.

– (А вдруг в доме ни души и всех эвакуировали?)

Отсвет большого города от штормовых облаков, пробирающийся через окна подъезда, помогал ориентироваться к темноте.

В пролете между вторым и третьим этажами она остановилась, бухнув тяжелую ношу на кафель пола. Где-то наверху хлопнула дверь, послышались гулкие шаги. Алёна мысленно заметалась, не зная, что ей делать, во рту мгновенно пересохло.

– (Всё бросить и бежать вниз на улицу? Продолжать восхождение? Стоять на месте?) – она замерла в нерешительности.

Шаги приближались.

– Эй, вы там, соседи, откликнитесь! – голос ее звучал нарочито уверенно.

– Джульетта, это я, твой возлюбленный, – с облегчением услышала она голос Нахимова. – Порхаю навстречу.

Между лестничными маршами мелькнул луч фонарика. Алёна приобрела эмоциональную точку опоры.

– Ты что не позвонила, я бы тебя встретил, – муж быстро спешил на помощь.

– Звонила! То занято по полчаса, то никто не подходит.

– Надо проверить телефон.

– Алёшечка, миленький, как же хорошо, что ты вышел. Тут так страшно и темно. Ползу на ощупь…

Мужской силуэт формата Алёши Поповича из русской былины приблизился и поднял сумки, поставил их на подоконник, а ее на ступеньку выше себя. Мокрый плащ жены распахнулся, его теплые руки обняли и привлекли к себе. Она, дрожа от холода и остатков страха, приникла к почти что богатырской груди, излучающей спокойствие и безопасность. С оттаиванием прорастало завораживающее желание. Замерзшие ладони скользнули под свитер, нырнули в подмышки, быстро согрелись. Ей захотелось забраться не только под одежды, но и внутрь его тела, как в норку, устроиться там поудобнее и слиться с родным существом воедино.

– Не спеши, – прошептал он, смеясь, – давай сначала тебя просушим. Пойдем домой…

* * *

Войдя в квартиру и сбросив мокрый плащ, Алёна прямиком отправилась на кухню. Там при свечах мама уже ждала ее у накрытого стола:

– Доченька, ты что так долго? Мы уже все поужинали. Я несколько раз для тебя разогревала. Давай мой руки.

– При таком развитии событий мы скоро окажемся в ловушке, – сказала Алёна, забираясь на стул в теплом углу у батареи.

– Не думаю. Смотри, сколько охраны понагнали. В обиду нас не дадут, но продуктами надо запастись, – нравоучительно подсказала Наталья Николаевна, прошедшая войну, голод и фронт.

– Завтра этим и займемся, – решила Алёна, приступая к вкусным маминым котлетам, жареной картошке и соленым огурцам.

– Доченька, ты вся промерзла, даже губы синие, – приговаривала Наталья Николаевна, доливая кипяток в чашку.

– Мам, откуда ты знаешь, что у меня губы синие, здесь же темно?

– Мне так кажется. Попей горяченького, – и подвинула ей чай.

– Ты знаешь, лучше я эту чашку с собой в ванную возьму. Как у нас с горячей водой? Есть пока?

Наталья Николаевна открыла кран на кухне.

– Да, всё в порядке. Давай тогда доедай, а я пойду наливать воду.

Подсветка гостиницы «Украина» за рекой пригодилась как никогда. В комнатах, выходящих окнами на набережную, не было кромешной тьмы, как в подъезде, во всяком случае, можно было передвигаться по квартире, не спотыкаясь.