Не расстанусь с коммунизмом. Мемуары американского историка России

Может быть, может быть. Но, будучи в NIAS и разобравшись с последними остававшимися задачами по «Машинам для товарищей», я обратил свое внимание на новый проект. Случилось так, что во время пятидесятой годовщины «Ехро-58», также известной как «Брюссельская всемирная выставка», я был в относительной близости к бельгийской столице. На случайной встрече с Рикой Девос, бельгийским историком архитектуры, я узнал, что в Королевском архиве в Брюсселе хранится множество материалов о советском павильоне. Может, и так, но с чего я так разволновался? Это напомнило мне о крестьянских ремесленных ярмарках в царской России? Или, может быть, меня заинтриговало возрождение темы, о которой я писал в книге о стахановцах, – использование техники, или, как я это назвал, «технологических чудес», для повышения престижа Советского Союза как внутри страны, так и за рубежом. Одно такое чудо приняло форму серебристого шара с усиками-антеннами, точной копии спутника, запущенного в октябре 1957 года. Год за годом на занятиях по советской истории я подчеркивал, что на конец 1950-х – начало 1960-х годов пришелся пик международного авторитета СССР, когда в США и на Западе в целом реально боялись, что Советский Союз победит в холодной войне. Во многом это было из-за спутника.

Я поехал на поезде из Гааги в Брюссель, чтобы прочесть на французском переписку бельгийских администраторов между собой и с советскими чиновниками. В марте 2008 года я провел две недели в ГАРФ в Москве, читая внутреннюю советскую переписку о планах работы выставочного павильона и о восприятии публикой его экспонатов. Я также читал и материалы более широкого плана: о советской космической программе, о предыдущем советском участии в мировых выставках, о «мягкой силе» во время холодной войны; читал я и литературу по культурологии – о том, как в музеях и на выставках оформляется смысловое содержание. Из этого плотного рациона вышло несколько документов для конференций и одна статья, которую я опубликовал в специальном выпуске «Journal of Contemporary History» [Siegelbaum 2012a], а более ранний ее вариант – в сборнике о культуре советского освоения космоса [Maurer 2011: 170-188].

Из культурологических исследований я опирался на эссе 1980 года, написанное марксистским теоретиком культуры Стюартом Холлом[138], под названием «Кодирование / декодирование». Я изменил терминологию Холла, введя промежуточное между производством и потреблением понятие репродукции. У каждого из этих трех компонентов была своя собственная исходная база: для «производства» – дискуссии за закрытыми дверями между членами организационного комитета советского павильона, рекомендации его консультативного совета и переписка с партийными чиновниками; для «репродукции» – опубликованные репортажи о реакциях на советский спутник посетителей советского павильона; для «потребления» – отзывы в книгах посетителей, сданных на хранение Советской торговой палатой в РГАЭ, а также комментарии в иностранных газетах и журналах. Эти разные виды материалов явно связаны и в каком-то смысле продуцируют друг друга. Свой очерк о том, как Советский Союз представлял себя иностранной аудитории и своим собственным гражданам, «Спутник едет в Брюссель», я неуверенно заключил: «Мало что говорит о том, что иностранные посетители, неблагосклонно настроенные [к Советскому Союзу], изменили свое отношение <…> на основании ими увиденного». Также утверждалось, что во многом невозможно определить, как советские граждане воспринимали пропаганду, хотя несколько жителей Ленинграда упоминали о запуске двух искусственных спутников в своих просьбах о ремонте своих квартир – другими словами, если уж удалось выполнить такую сложную задачу, то… [Siegelbaum 2012а: 135-136].