Не расстанусь с коммунизмом. Мемуары американского историка России

Но вернемся к письму Вадима. Лишь после того, как М. С. Горбачев назвал 1970-е годы периодом «застоя», я начал понимать его жалобы. К середине 1970-х восходящая кривая «предложения» сгладилась, но ожидания улучшений не изменились. Вадим пережил эти годы застоя вместе со всеми, но, когда в 1983 году его мать и брат эмигрировали в Калифорнию, они с женой решили к ним присоединиться. Ирина получила разрешение уехать со своей дочерью Аллой, но не с Вадимом. Власти сказали ему, что его знания о компьютерах содержат государственные тайны, из-за чего он уехать не может. Семья столкнулась с мучительным решением: отказаться от шанса, который дается раз в жизни, или на время расстаться. Они выбрали последний вариант. Органы безопасности посчитали его заявление на выезд доказательством нелояльности, так что он лишился работы без возможности устроиться куда-либо в своей области, что усугубило его страдания. Таким образом, он стал «отказником» – незавидная доля некоторых евреев в Советском Союзе, оказавшихся в подвешенном состоянии.

В то же время, после того как его брак распался, Вадим встретил русскую (то есть нееврейскую) женщину Лиду и влюбился в нее. Когда я встретился с ними несколько лет спустя, они жили с маленькой дочерью в просторной квартире недалеко от Смоленской площади, напротив МИДа. Лида работала в приемной Верховного Совета, отвечая на письма, которые становились все более отчаянными, по мере того как плановая экономика продолжала распадаться. Вадим купил английского бладхаунда (сэра Персиваля, сокращенно Перси), с которым прогуливался по набережной Москвы-реки под удивленными взглядами прохожих. Чтобы свести концы с концами, Вадим готовил абитуриентов к вступительным экзаменам по математике в МГУ Однако он очень скучал по своей старшей дочери и матери. После перестройки ему удалось покинуть Советский Союз, но это означало еще одну дилемму, потому что Лида отказалась бросить своего престарелого отца. Планировалось, что она с дочерью последует за Вадимом, но этого не произошло. Так Вадим оказался в Калифорнии, вдали от двух своих жен и двух дочерей. У этой истории в целом оказался счастливый конец: после второго развода Вадим женился на ласковой и домовитой медсестре-филиппинке. Сейчас они живут в Уолнат-Крике, Калифорния, где Вадим преподает математику в местном колледже.

Я провел в Университете Ла Троба семь с половиной лет. Будучи относительно новым заведением, он привлекал много ученых из-за рубежа, особенно из Соединенных Штатов. Странно, но вне университета я с ними мало общался. Самые близкие мои друзья были из Англии и Канады. Все они приехали несколькими годами ранее, и, как это всегда бывает с эмигрантами в новой стране, они помогли мне сориентироваться, что к чему. Барри Карр, один из нескольких латиноамериканистов на историческом факультете, женился на австралийке и намеревался остаться в стране навсегда. Гордон Терновецкий, социолог, приехал из Виннипега со своей женой Кэрролл. Они полностью погрузились в австралийский образ жизни и даже купили недвижимость на полуострове Морнингтон, где проводили выходные «в буше». Мы с Линой впервые их встретили, по иронии судьбы, на торжественном обеде 4 июля по случаю двухсотлетия независимости, который организовал один американец.

Я смотрю на свое время в Ла Троба как на продолжение обучения профессии историка. В Оксфорде я не провел ни одного занятия в качестве аспиранта, что было еще одним негативным фактором при поиске вакансий. В Ла Троба я преподавал не только современную историю России, но и более специализированные курсы: «Ленинизм и сталинизм», «Социальные основы сталинизма» и «Советское общество через призму литературы» (Александр Блок, Владимир Маяковский, Исаак Бабель, Борис Пильняк, Евгений Замятин, Михаил Зощенко, Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Валентин Катаев, снова Пильняк, Надежда Мандельштам, Анна Ахматова, Александр Солженицын и Владимир Максимов). Я также руководил семинарами по крестьянам («кросс-культурность») и «переходу от феодализма к капитализму».