В следующие несколько лет в голову приходили и другие идеи. План книги «Хулиганство и социальная трансформация в СССР. 1917-1941» был обстоятельно описан на одной странице. Я планировал шесть глав, описывающих, начиная с царской России, 1917 года, «революционное правосудие», жизнь при НЭПе в городах, деревнях и на промышленных предприятиях. Пожалуй, дальше этого я и не продвинулся. Там ничего не было о дискурсе, за исключением разве что свидетельств о хулиганстве на заводах «как переопределения снижения темпа работы и других традиционных практик». Книги о хулиганстве в поздней имперской России и при Хрущеве появились в 1993 [Neuberger 1993] и 2012 [LaPierre 2012] годах.
Одно время у меня была идея написать биографию Алексея Стаханова, чья внезапная слава, пьянство во время учебы в московской Всесоюзной промышленной академии и алкоголизм на протяжении всей жизни, работа мелким чиновником в Министерстве угольной промышленности вроде бы иллюстрировали трагедию советского человека. А может, и нет. Позже, в 90-х годах, меня заинтриговало первое государственное зерновое хозяйство, созданное в 1928 году в Сальском районе Ростовской области, естественно, названное «Гигант» и призванное послужить образцом хозяйства для производства зерна. Здесь есть явная связь с Америкой; я имею в виду не одноименный роман Эдны Фербер [Ferber 1952], по которому потом сняли известный голливудский фильм (1956), а Томаса Д. Кэмпбелла, фермера, который выращивал пшеницу в Монтане и был консультантом по внедрению заводских методов на «Гиганте»[90]
. Эту историю я забросил; спустя несколько лет у меня будет достаточно возможностей для изучения американской технической помощи в связи с автомобилестроением.Я пожертвовал «Гигантом» ради макропроекта, в котором предполагалось изучить тему труда в российской истории. «Труд, – как я отмечал в одном из первых запросов на финансирование, – служил показателем модерности или ее отсутствия и важной, хотя и проблемной, составляющей российской национальной идентичности».
Начиная с попыток реформы крепостничества в середине XIX века и до постсоветского времени, труд в России всегда был одним из ключевых объектов для научных исследований, литературного и художественного изображения, организационных экспериментов и утверждения как национальной неполноценности, так и национального превосходства перед лицом Запада.
Я задумал этот проект как серию очерков, каждый из которых был бы посвящен «определенному эпизоду или моменту, когда труд приобретал высокую политическую значимость, а смысл его вызывал споры». Книга, в моем воображении, должна была состоять из семи глав, позже расширенных до девяти. Трудно объяснить, почему она не увидела свет; разве что нетерпение (снова!) меня одолело, так что вместо того, чтобы ждать, пока будут готовы все очерки, я решил публиковать их по отдельности. Идея о том, что они будут хорошо смотреться, дополняя друг друга, потеряла привлекательность.